Мечты просто провалиться в крепкий сон оказались слишком оптимистичными. Всю ночь его преследовали кошмары, как он сам вязнет в болоте, тонет все глубже, сантиметр за сантиметром, пытается дотянуться до спасительной земли, но ему не хватает каждый раз буквально чуть-чуть, и вот уже зловонная жижа подступает к лицу… Глеб с трудом разлепил глаза, чувствуя себя ещё более вымотанным, чем до сна, встал с кровати. Груда грязной одежды свалена кучей на полу — надо будет отнести её прачке, а сегодня придется достать из шкафа запасной костюм. Надел брюки и свежую рубашку, заварил чай. Пошарился по кухне, но из всей еды в доме остались только бублики.

Естественно, стоило только усесться за стол, как в окно начали настойчиво долбить. Глеб отложил бублик, все сильнее укрепляясь в мысли, что Порфирий сидит за окном и нарочно ждёт, когда получится выдернуть из комфорта.

— Так-так, что тут у нас сегодня? — спросил Порфирий, запрыгивая на стул. — Горячая вода и черствый хлеб? Ого, шикуете, Глеб Яковлевич. В честь чего такой пир? Что, премию на службе выписали?

— А вы всё язвите? — проворчал Глеб, наливая в блюдце молока и придвигая его к коту. — Утро без колкостей — день насмарку?

— Я забочусь о его питании, а он опять недоволен! — возмутился Порфирий. — Вот что не скажи — все в штыки, все наизнанку вывернет! Пожалуйста, Глеб Яковлевич, хотите падать в голодный обморок — воля ваша. Сколь угодно. Я умываю лапы, раз вы отвергаете мою заботу. Сами о себе беспокойтесь. Рассказывайте, что там вчера у вас приключилось, пока ещё в силах говорить.

Глеб начал подробный рассказ, на этот раз ничего не утаивая, как от Князева.

— Значит, у Лукиной в доме были фотографии Мельникова, Савицкой и вас? — в голосе кота слышалась тревога.

— Ну да, — беззаботно отозвался Глеб, надкусывая бублик, — и ещё какого-то неопознанного мужчины. Вероятно её прошлая жертва, с этим тоже надо будет разобраться.

— А мне кажется, — сердито сказал кот, — что в первую очередь надо разобраться, почему у неё была ваша фотокарточка.

— Ну была и была, — беззаботно отмахнулся Глеб. — Лукина уже никому зла не сделает. Она мертва. Уж поверьте мне, Порфирий Григорьевич, я видел это собственными глазами. Хотя и предпочел бы забыть. А сейчас, впрочем, у меня другие планы.

— Какие же это?

— Хочу навестить Лизу Шмит в лечебнице.

— Зачем? — Кот недоуменно склонил голову набок. — Она же находится не в себе. Что она вам вообще сказать-то сможет?

Глеб неопределенно пожал плечами.

— Не знаю. Просто всё думаю…. Вдруг во время опытов Рубченко она что-то увидела такое, отчего повредилась в уме? Может она сейчас одновременно в двух мирах? Может я вообще единственный, кто может хотя бы понять её состояние. Вдруг какие-то мои слова найдут у неё отклик?

— Ох, не строил бы я таких больших мечтаний, Глеб Яковлевич, — грустно вздохнул Порфирий.

— Лучше попробовать, чем не сделать и жалеть, — ответил Глеб, поднимаясь из-за стола.

— Не люблю я больницы, — проворчал Порфирий, опасливо косясь на серые больничные стены. — Таблетками пахнет, сразу тоску смертную навевает. Бррр. Будь моя воля — даже лапой сюда бы не ступил, без крайней на то нужды. Только ради вас и согласился. Хмарь беспросветная. Даже ваши цветочки картину особо не красят.

Повинуясь какому-то сентиментальному чувству, Глеб купил маленький букетик цветов. Да, Лиза сейчас, может, и бродит сознанием по другим мирам. Но вдруг ей все-таки будет приятно? Они прошли через больничный коридор, пока Порфирий уже назидательно вещал, что дарить цветы женщинам это глупости, и приносить надо что-по полезное. Рыбу, например. Или мешок картошки, на худой случай.

— Вы кладезь житейской мудрости, Порфирий Григорьевич, пропал бы я без вас, — рассеянно отозвался Глеб, стараясь совладать с накатывающим волнением, и постучался в дверь палаты.

Никто не отозвался.

— Елизавета, можно войти?

Тишина.

Он толкнул дверь и вошёл в палату. Елизавета лежала на кровати, свернувшись клубком, спиной к нему. Сердце Глеба кольнуло тоской, когда он увидел, что её некогда длинные локоны сейчас острижены коротким ёжиком.

— Елизавета, простите, не хотел вас беспокоить…

Нет ответа.

Глеб подошел ближе, осторожно тронул девушку за плечо.

Никакой реакции.

— Лиза…

Уже понимая, что произошло, он нервно потряс Лизу за плечо, но девушка не просыпалась. Букетик цветов упал на пол. Чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме, а к глазам подступают слёзы, повернул её на спину. Лиза была мертва. На приоткрытых губах застывшая пена, остекленевшие глаза смотрит вникуда. Одной рукой обхватил её запястье, почувствовав холодную кожу, пальцы второй положил на шею, надеясь на какое-то чудо. Пульса не было. Зато тьма, спутница всех усопших тут же потянула его за собой, накатила волна страха и одновременно счастья, колкая горечь и вспыхнувшая искра надежды. Почти так же, как и у прошлых умерших. Вынырнув из этого омута, Глеб нервно вздохнул и огляделся.