— Ну что вы, Светозар Богуславович, прошу вас в мой вагон-салон, согреться великолепным джином. А бланк векселя, уверен, вам в скором времени доставят в салон, не успеете даже больше пары бокалов выпить…

Еще не хватало, чтобы вексель на сумму покупки от имени градоначальника подписал какой-то попка из секретарей или делопроизводителей, надо мной же весь Степной край смеяться будет…

— Прекрасный джин…- градоначальник с сожалением отставил стакан: — У нас, к сожалению, в лавках такое не появляется…

— Да, в нашем торговом центре такого тоже нет, трофейный, достался небольшой запас…

Нас прервали — в салон заглянул унтер, который после моего кивка запустил в помещение какого-то городского чиновника, держащего в руках большой конверт.

— Ага. — городской голова ловко достал из конверта бланк векселя, пробежался по заполненным кем-то строкам, удовлетворенно кивнул и старательно вывел подпись, которую и скрепил личной печатью. Вделанной в кольцо на среднем пальце.

— Прошу вас, ваша светлость. — ценная бумага, по которой градоначальник обязался выплатить через месяц оговоренную в векселе сумму в дукатах Семиречья.

Я не зря вел всю торговлю в своих, стальных монетах. Во-первых, мои деньги, волей-неволей, становились средством платежа, имевшим установленный мной курс обмена, да и обмен иностранной валюты на мои дукаты вёлся, в основном, через мои меняльные конторы, с удержанием небольшого процента за «валютную операцию».

— Разрешите пригласить вас и вашу прекрасную супругу на благотворительный вечер, который будет проведен через два дня в моём доме. — улыбнулся градоначальник.

— Весьма польщён, Светозар Богуславович, но вынужден отказаться. У меня на послезавтра поход, примерно на десять дней, намечен, никак не могу отложить.

— Боги с вами, Олег Александрович! Что за нужда в такое время куда-то тащиться? Никто в своем уме до месяца березеня в походы не ходит, по домам сидят.

— Вот именно, Светозар Богуславович, вот именно, все дома сидят, а мне надо кое к кому в гости заглянуть, пока хозяева дома сидят.

— Но все равно, будете в наших краях, не примените заглянуть…

— Через месяц обязательно…- я помахал в воздухе векселем и убрал его в конверт, на что хозяин города ожёг меня неприязненным взглядом и сухо кивнув, вышел из салона, а я дал команду, появившемуся на пороге салона, дежурному унтер –офицеру заканчивать разгрузку и возвращаться домой, в Покровск. Из разговора с мэром Орлова осталось впечатление, что данный имперский чиновник платить мне за поставленное топливо не планирует.

Где-то в степи.

Пешее передвижение по смерзшемуся насту бескрайней степи давалось через боль. Каждый вечер мы с женой забирались в палатку, скрепленную из двух плащей-пончо, закрепленных на лыжных палках, зажигали обогревающую магическую таблетку, торопливо ели саморазогревающиеся консервы из одной банки, поделив содержимое по-братски, на двоих и, после целомудренного поцелуя, залезали в спальные мешки и проваливались в тяжелый, черный, как омут, сон. И хотя я попытался максимально облегчить условия похода для моих солдат. Заранее выдвинув в степь, почти на шестьдесят вёрст вперед, передовую базу с запасами самого необходимого и небольшой охраны, поход на лыжах, под постоянными порывами пронизывающего ветра и ослепляющей белизной снега.

Целью моего похода были три стоянки кочевников, что в холодное время зимовали на речушке с зубодробительным местным названием, которую мои военные на картах переименовали в «Быструю». Вот на этом водоёме, не замерзающем зимой из-за бьющих из глубины земли, ключей.

Визит в стойбища проходил по, одному и тому же, сценарию — на рассвете рота лыжников окружала стоянку, обычно звучало несколько выстрелов в воздух, пару раз пришлось пострелять по свирепым пастушьим собакам, которых нерадивые хозяева не привязали возле юрт. В одном становище нашелся свой шаман, что внезапно ударил по наступающей цепи стрелков россыпью ледяных игл. Но на этом его участие в сражении закончилось. Несколько раненых солдат оттащили в тыл, остальные стрелки залегли и принялись залпами накрывать юрту, где было замечено голубоватое свечение. Шаман оказался слабеньким магом, удержал защиту только до третьего залпа, после чего был убит. Воспользовавшись короткой передышкой, местные мужчины открыли редкий огонь из ружей, после чего, для жителей становища всё закончилось весьма плачевно. Сопротивление было быстро сломлено, так как долго выжить под перекрёстным огнём у степняков не получилось. Отчаянная попытка двух десятков мужчин пробиться к стаду животных, в том числе и коней, что на ночь загнали в близлежащий овраг, успехом не увенчалась, так как бежать в атаку по снегу, при каждом шаге проваливаясь почти по колено, очень неудобно и медленно.

Оставшиеся в живых жители, старики, женщины и дети, были выгнаны из простреленных юрт, после чего там и в крытых загонах для четвероногого молодняка начался тщательный обыск.

Десяток полумертвых белых рабов, а также несколько винтовок из числа пропавших при налёте на Покровск указали на причину отчаянного сопротивления, ведь не зря я, при каждом удобном случае орал, что это злодеяние не останется безнаказанным.

Подкормив освобождённых рабов, которые с наступлением холодов, хозяева переводили на очень строгую диету, я выделил сопровождение в два отделения стрелков, велел бывшим рабам организовать переход остатков кочевого рода в сторону Покровска, где их ждал период ассимиляции. Дети отправлялись в подобие интерната, шефство над которым взяла на себя Гюлер, где им давали начальное образование, у мальчиков с военным уклоном, у девочек — к домоводству. Взрослые члены клана пока поставят свои юрты возле Покровска, а весной мы с ними разберемся. Захотят работать — работой за плату я им обеспечу, а стаду, по большому счету, какая разница, где бродить по заснеженным полям, извлекая из-под снега пожухшую траву. Так как возле Покровска такая-же степь, что и везде. Командиру конвоя я дал команду охранять в движении и на стоянках только себя, раненых, что были отправлены с конвоем, бывших рабов и скотину, местные жители меня не интересовали. Если кто-то из степняков захочет обрести свободу и ночью сбежит — милости просим, холод, бескормица и волки сделают остаток их жизни яркой, но очень короткой.

В двух других стойбищах сопротивления нам не оказали, несмотря на наличие на стоянке и рабов и казенного оружия, поэтому, после обыска, я устроил великокняжеский приём для местных старейшин в самой большой юрте стойбища.

— Уважаемые. — начал я, дождавшись, когда десяток собранных мужчин усядутся на кошмы, напротив меня: — Рядом со мной сидит моя любимая жена, великая княгиня Гюлер, дочь хана Бакра. Это она уговорила меня оставить вам ваши никчемные жизни, хотя все вы обрекли себя на смерть, участвуя летом в нападении на моё княжество. Я решил подарить ваши жизни моей супруге и хочу дать вам возможность начать наши отношения с чистого листа.