Огнестрельный монстр подпрыгнул на самодельных сошках, которые мне вчера, наспех, соорудили в мастерской «Рюрика» и десяток пуль оправились на встречу своей цели, а я, подхватив, похожий на бревно, ствол митральезы, помчался менять позицию, так как наряду с гудком парохода и криками, от воды донеслись звуки ответных ружейных выстрелов.

Глава двадцать первая.

Бег с горячим от выстрелов, многоствольным монстром по кустам — удовольствие не из приятных, но пока я выигрывал по очкам у команды парохода — они никак не могли понять, что противостоит им один человек, а не десяток стрелков… Ребята метко стреляли в кусты, из которых я уже ускользнул и безнадежно опаздывали — у меня даже защитное поле ни разу не сработало, прикрывая мою тушку от ружейной пули.

Мне надоело дырявить фальшборт парохода, и я перенес огонь на рубку корабля, что экипажу сразу не понравилось. Сразу после звона осыпавшегося стекла над бортом взметнулась белая тряпка и голос, усиленный жестяным раструбом громкоговорителя, прокричал:

— Переговоры! Не стреляйте!

— Лодку присылай, стрелять не будем. — гаркнул в ответ я и, на всякий случай пополз в сторону…

Лодка с переговорщиком подошла к берегу минут через десять. В небольшом ялике сидели двое — матрос на веслах и представительный мужчина, при капитанской фуражке, трубке и седой, как морская соль, в общем натуральный капитан.

Ялик у берега сильно качало прибрежной волной, поэтому капитан ловко соскочил в воду и в два шага добрел до берега, благо предусмотрительно обул высокие сапоги.

— Я Бойко Велемирович Надеждин, капитан парохода «Тобол» княжеского дома Строгановых. Кто вы такой и почему напали на нас?

— Великий князь Олег Александрович, княжество Семиречье…

— Не слышал о таком…

— Так и я о вас не слышал капитан. Ладно, суть не в этом. Я здесь представляю интересы княгини Строгановой Ванды Гамаюновны…

— А! А вот об этой девке я что-то слышал…

Нас разделяли два шага, и вот уже ничего не разделяет, а мой револьвер упирается прямо в середину загорелого капитанского лба, сбив фуражку на землю.

— Мы же на переговорах, так нельзя! — сипит капитан, показывая выпученными глазами себе за спину, где на лавке ялика лежит белая тряпка, привязанная к палке.

— Капитан, оскорбление правящей особы, да еще и совершенное ее подданным, является тягчайшим преступлением, и никакая белая тряпка не может тут служить оправданием. А я держал в руках брачный договор между князем Борисом Милановичем Строгановым и его супругой — Вандой Гамаюновной, а также его завещание в пользу той-же Ванды Гамаюновны, все скрепленное магическими печатями и все документы подлинные. Кстати, по завещанию все вокруг, в том числе и ваш пароход с баржей и грузом принадлежат Ванде Гамаюновне, а не тому гуляке в столице, что прогулял все свое добро, отравил двоюродного брата и теперь пытается уничтожить его вдову, которая носит в себе наследника рода Строгановых…ь

— Но мне говорили…

— Тот, что говорит что-то иное является государственным преступником и подлежит казни. Вы, капитан, являетесь таким преступником? — я взвел курок револьвера.

— Вы не можете выстрелить в меня, я под охраной обычая… Ваше имя покроется несмываемым позором…

— Боги с вами, капитан…- я отступил на шаг, опустив револьвер: — Я глава государства, у меня таких пароходов, поездов, городов и шахт…много. Тысячи людей работают на меня и готовы умереть по моему приказу. Для меня государственные интересы выше всех этих обычаев, а мое имя, в любом случае будут поливать грязью, потому, что на моем уровне врагов считают сотнями. Я могу сейчас застрелить вас, того молодца, что подслушивает нас из лодки и всех, кто целится в меня с борта вашего судна, и мне наплевать, что обо мне кто-то скажет. Тысяча сюда, тысяча туда — судьба десятка человек никого уже не волнует.

— Что вы хотите? — уже сдался капитан.

— Я хочу…Кстати, у вас на корабле что-то горит.

Потом мы с матросом, на пару, гребли в сторону корабля, рывками бросая ялик вперед, а капитан, забравшись на кормовую банку, зычным голосом, перемежая слова матом, руководил мечущимися по пароходу матросами. Оказалось, что горит не пароход, а принайтованная за кормой буксира баржа с ценным грузом, что тоже неприятно. Пока подтянули за концы баржу, пока перебросили сходни…

В общем, пара сотен драгоценных шкурок соболя были уничтожены, а примерно сотня сгодятся только на детские варежки.

Пока капитан орал, пытаясь выяснить что произошло, я задал логичный вопрос — а где, собственно, находится господин управляющий Савва Никитович Бочкин, который должен был следовать этим кораблем?

Минут через пять выяснилось, что за суетой, случившейся из-за ружейного обстрела с берега, все упустили из виду фигуру господина управляющего и сопровождающего его слугу, а теперь на борту отсутствуют и тот, и другой, кроме того исчезла лодка –плоскодонка, что на всякий случай находилась на корме баржи.

Ну, теперь мой счет к управляющему сильно вырос, и я не уверен, что мое желание мести за триста шкурок удовлетворит его собственная шкура, содранная с него…

Как-то само собой получилось, что капитан, отдав срочные распоряжения по пресечению пожара, встал напротив меня, всем видом показывая, что ожидает моих распоряжений.

— Бойко Велемирович, мой вам совет — встать на якорь, приводить баржу и груз в порядок и ожидать подхода каравана с вооруженными пароходами и войсками. Там вам стоит попасть на аудиенцию к княгине Строгановой Ванде Гамаюновне, выразить ей свое искреннее желание служить, после чего следовать ее указаниям, и тогда никто и никогда не вспомнит о ваших дерзких словах, произнесенных…