Малышка пролепетала, что потерпит, села на колени рядом со мной и старалась лишний раз не дёргаться.

В гильдии свободных торговцев меня дожидался служитель церкви в по-зимнему утеплённых белых одеяниях, с синим краем подола, таким же поясом и накидкой на плечах. Я только успел зайти в зал, как этот нутон лет двадцати практически подбежал и едва не перегородил дорогу.

— Лик’Ту… — начал он говорить, но я вскинул руку перед его лицом.

— Потом. Сейчас решается вопрос чести и достоинства.

— Дело не требует…

— Завались, — отрезал я. И тут же уточнил у прошедшей мимо разносчицы о щепетильной комнате. В дальнюю часть зала девочка понеслась хромой ланью, торопливо, но стараясь лишний раз не дёргаться.

— Я обязан проводить вас до выданной вам квартиры проживания, — через губу процедил служитель.

— Выданной? Неужели Всеобщая Церковь настолько преисполнилась добродетелью, что решила мне целую квартиру подарить?

— Это на время вашей работы. Обитель сокровенных слов Всебогов никогда не…

— Меньше слов, — прошепелявил зашедший вслед за мной мужик. — Тебя младший рутифактор Хубар послал?

— Я помощник малира Антания, — встретивший нас церковник задрал нос, презрительно смерив нашу троицу. Моя паранойя больно куснула меня за задницу. Если верить шепелявящему мужику, объяснившему устройство церковных званий, то малир — это кто-то из совета двенадцати. Шесть из них на северном материке в Соборе Кафдории, шестеро в Соборе Магласии. Не уверен, есть ли связь между количеством малиров и количеством Тонов, некогда живших богов нутонов и ратонов — но не главное.

— Удачи тебе, ксат, — парень с кривым носом прыснул. — Мы тебя, если что, не знаем.

— Знаем, но почти не общались, — прошепелявил мужик и рукой махнул на один из столов в зале, где главный караванщик закрывал караван и дожидался нашу троицу. — Закончим здесь и доведём тебя до квартиры. Нам к Хубару завтра же, о тебе рассказывать.

— Прям без утайки? — съязвил я.

— И про деревню тоже, — мужик покосился на мой посох и гримуар, торчавший из-под плаща. — Я про настрайцев слышал всякое, но ты… — мужик покачал головой да так и не продолжил, не найдя слов.

Вскоре вернулась девочка походкой лёгкой и с улыбкой блаженной. На вопрос о руках она ответила утвердительно, сказав, что в той же комнате стояло ведро с водой, а руки вытерла платочком.

— Какие именно руки? — уточнил я.

— Все, — довольная собой прощебетала малышка, похлопав верхней парой рук по животу, где под курткой держала нижнюю пару.

На улице города было по-зимнему холодно. Поздний вечер, небо затянуто тучами, народ ногами перемешивает грязно-коричневую кашицу на улицах города, освещая себе путь фонарями. Все воробьями нахохлились, закутались в слои одежды — и с животной яростью гневно зыркают в мою сторону. Мы даже не успели отойти от гильдии на сотню шагов, а мне под ноги уже дважды плюнули и десять раз прокляли.

Я привык к ненависти разумных, уже считая её чем-то самим собой разумеющимся — но в Магласии я почувствовал себя явно не на своём месте. Кто знает, что бы выкинули горожане, не будь рядом помощник малира. Он молча шёл вперёд с важным видом главного петуха в курятнике, но несколько раз на грязной снежной кашице его обувь проскальзывала, он вскидывал руки и едва не падал. Как и девочка. В один раз её правая нога круто проскользила вперёд, левая подогнулась — я на рефлексах успел ухватиться за лямку рюкзака малышки и уберечь её от падения.

— Спасибо, хозяин, — с придыханием пролепетала девочка, но следующий шаг сделать не смогла. Она ойкнула и чуть покачнулась, попытавшись ступить на левую ногу.

Мне подобного для счастья и не хватало, но я мог только недовольно потереть переносицу. Я аккуратно приподнял девочку и коротко напомнил осенние покатушки. А вскоре изобразил из себя коалу с детёнышем на груди, который сам при рюкзаке, так ещё и довольно фыркал мне в ухо.

— Ответь, раз видимся в последний раз, — прошепелявил мужик, идя рядом со мной. — За каким лядом ты с этой нянчишься? Раб же, троптос.

— Да, но из-за этого она перестала быть ребёнком?

— А, ты из чертей, — понимающе закивал мужик.

— Уж лучше быть из них, чем… — начал говорить я, да не нашёл подходящего сравнения. Мужик попытался растормошить меня закончить мысль, но я покачал головой.

Действительно, какая вообще разница между этой девочкой и любой другой? Её держали в церковном подале только из-за лишней пары рук. Девочка сама мне как-то рассказала, там было холодно и подобные ей дети жались друг к другу, бережно сохраняя тепло своих тел. Все молчали, им приказом запретили разговаривать, и дети довольствовались жестами.