— Я… думал об этом, — признался Видо. — Для ведьмака, да еще седьмого ранга, он выглядит слишком простодушным. Однако вам ли не знать, что под шкурами белых овечек иногда прячутся матерые волки!

— Да знаю… — Фильц в сомнении пожевал губами, глядя на пергамент, а потом поднял на Видо непривычно задумчивый взгляд, лишенный обычного ехидства. — Вы ведь еще не почувствовали его силу?

— Инициации не было, — подтвердил Видо. — Пока что Ясенецкий совершенно чист. Но даже если кот взял не того, сейчас он преследует московита слишком настойчиво, чтобы это могло быть совпадением. Притащи он обычного человека, зачем спасать его, а потом подсылать обращенную крысу? Нет, фамильяр точно чувствует в Ясенецком то, что пока не вижу даже я со всем своим чутьем клирика.

— Когда почуете — поздно будет, — буркнул секретарь. — Так полыхнет, что нам не до кота окажется. На седьмом-то ранге… И это мы еще не знаем, к чему тянется его сила. Допустим, дохлая ведьма была химерологом. Неприятно, конечно, зато сам по себе химеролог без лаборатории да материала немногого стоит. А ну как Ясенецкий бестиарием окажется? Или эфирием? Не в моем возрасте под ливнем из кипятка бегать и от нашествия крыс отбиваться. А ведь бывают похуже варианты…

— Подобных казусов при инициации не случалось уже века полтора, — поморщился Видо. — А те, которые вы упоминаете, связаны не столько с рангом ведьмы или ведьмака, сколько с обстоятельствами принятия силы. Девицу Имельду, вскипятившую дождь в Крау-Вальцбурге, перед этим пытались изнасиловать, на то есть надежные свидетельства. А мясник Лозен, известный по прозвищу Крысиный Дедушка, подвергался пыткам при дознании. Смею надеяться, мы не собираемся делать с герром Ясенецким ничего подобного, так что защищаться, призывая темные силы, ему совершенно незачем.

Он покосился на пол, где все еще лежала омерзительная крысиная тушка, и подумал, что следует попросить другую чашку кофе — эту, давно остывшую на столе, выпить невозможно. И вообще, нужно убрать дохлую гадость и вымыть здесь пол… В ноздрях до сих пор стоял характерный запах мертвецкого подвала, мешаясь с крысиной вонью, и мысли путались, но Видо точно знал, что в подвале — или по дороге к нему? — он что-то упустил. Что-то очень важное! Кофе помог бы прояснить разум, а вот при мысли о еде тошнота подкатывала к горлу, словно Видо был не повидавшим всякое патермейстером, а только что поступившим в орденскую семинарию юнцом-аколитом.

— А я-то думаю, что вы с ним носитесь, как барышня с первой любовной запиской? — хмыкнул Фильц. — Уверены, что если гладить ведьмака по шерстке, он устоит перед посулами Той Стороны?

— Уверен, что с каждым человеком следует вести себя по-доброму, пока он ничем не заслужил обратного, — устало парировал Видо. — Ясенецкий пока еще даже не ведьмак, и, если плохое обращение может подтолкнуть его к Той Стороне, лично я такого греха на душу брать не желаю. И вам не советую.

— Премного благодарен за рекомендацию.

Тон Фильца менее всего походил на изъявление благодарности. Секретарь достал плотный конверт, подписал его и, взяв улику щипчиками, сунул внутрь. Никакой опасности в обожженном клочке пергамента не было, Видо это знал совершенно точно, однако Фильца понимал и одобрял — кому же захочется касаться такой мерзости? Все тонкости адского делопроизводства людям, к сожалению или к счастью, недоступны, однако известно, что договоры с ведьмовским племенем демоны пишут на пергаменте из кожи самоубийц, чьи тела не были должным образом похоронены…

За окном послышался знакомый шум — цокот копыт, перекличка рейтаров и четкие команды капрала — это вернулся отряд, посланный в город. Переговариваясь, люди фон Гейзеля разошлись мыться и обедать, а в дверь допросной постучал сам капитан.

— Входите, Курт, — пригласил Видо. — Есть новости?

— Никаких, герр патермейстер, — сообщил капитан. — Ни следов, ни даже сплетен о полуголой девице цыганского вида. И вообще никаких странностей. В городе тихо.

— Ну, хоть что-то идет как надо, — вздохнул Видо, с сожалением отворачиваясь от окна, из которого тянуло свежестью, перебивавшей крысиный запах. — Пришлите кого-нибудь, пусть заберут эту мерзость и спалят на заднем дворе, но сначала скажите, что вы думаете о сегодняшнем… инциденте? И вообще о герре Ясенецком.

— Думаю, что для ученого мужа он слишком быстро бегает, а для дворянина — слишком умело машет метлой. — Капитан встал у двери, опираясь спиной о косяк и скрестив руки на груди. — А еще… Я хоть и с нескольких шагов, но видел, что там у ворот случилось. Что Якоб, что Уве в нашем деле давно, уж они-то знают, как на плечах правильно виснуть. Не должен был Ясенецкий вывернуться, никак не должен. — В мрачном голосе капитана звучало удивление. — А он их стряхнул, как медведь борзых стряхивает — вроде только плечами дернул, а они от него так и отлетели! Я, герр патермейстер, всякого повидал, но такого приема не знаю.

— Может, с перепугу? — предположил Видо. — Парень он крепкий, испугался за свою пассию, вот и рванул изо всех сил?

— Тех, кто со всей дури рвется, остановить как раз легко, — возразил капитан. — У двоих против одного силы всяко больше, а у моих еще и умения хватает. Но в этот раз не сила на силу налетела, а что-то другое получилось… Позволите с ним поговорить?

Перед ответом Видо несколько мгновений помолчал. Глупо было думать, что от фон Гейзеля, человека опытного и наблюдательного, получится скрыть странности Ясенецкого. Если запретить капитану общаться с московитом, фон Гейзель, конечно, послушается, но смотреть и думать от этого не перестанет. И уж если Фильц оказался по долгу службы посвящен в тайну ведьмака, то тем более глупо скрывать ее от капитана, который обязан обеспечивать безопасность всего капитула.