— От кого? — поинтересовался Ясенецкий, и Видо остановился посреди фразы, не зная, как вместить в краткое объяснение хотя бы суть того, что нужно знать будущему ведьмаку.

— От кого угодно, — сказал он уверенно. — От соблазнов Той Стороны, от невежественных людей, считающих, что любое ведьмовство — грех и порок, от обвинений в преступных деяниях. Орден — прибежище и спасение для всех, кто в этом нуждается!

— Понятно… — задумчиво сказал Ясенецкий, и тут они вышли на главную площадь.

Ведьмак снова засмотрелся, теперь уже на здание ратуши, к которому и была пристроена часовая башня. На взгляд Видо, местная архитектура не отличалась особыми достоинствами, но он понимал, что избалован красотами Виенны. Для того, кто видел Бельведер с его парками, два десятка различных дворцов Хофбурга, собор Святого Стефана и Шенбрунн, по мнению многих не уступающий Версалю, Вистенштадт представал тем, чем он и являлся — крошечным провинциальным городком, который можно за день и обойти, и разглядеть.

Однако Ясенецкий рассматривал ратушу и церковь Девы Марии так жадно, что Видо испытал снисходительное умиление, словно принимал гостя из полнейшего захолустья! А потом вспомнил слова ведьмака о городе в пять миллионов жителей — с половиной! — и его самодовольство не исчезло, но… значительно поколебалось. Возможно, они с герром аспирантом неверно друг друга поняли? Города таких размеров не могут существовать! Им не хватит воды и еды для людей, их затопит нечистотами… это попросту противно здравому смыслу и логике!

«И на Луну люди тоже летать не могут, — напомнил он себе. — Зато пересадки сердца, в принципе, возможны, ведьмаки-химерологи на это способны. Такой ценой, что умереть намного лучше…»

Из ратуши вышел герр Боссель и пошел к ожидавшему его экипажу, но, заметив их с ведьмаком, остановился и поклонился. Видо кивнул в ответ и пояснил, проводив залезающего в пролетку Босселя взглядом:

— Это наш бургомистр. Вистенштадт — вольный город, он не имеет сюзерена и напрямую подчиняется имперским властям. Должность бургомистра выборная, но герр Боссель занимает ее уже не то тридцать, не то тридцать пять лет при единодушной поддержке всех ратманов. А до этого, насколько мне известно, бургомистром был его отец.

— Наследственная демократия, — хмыкнул Ясенецкий, подтверждая мнение о его образованности. — Кстати, о властях! — встрепенулся он, бросив напоследок взгляд на церковь и снова шагая рядом с Видо через площадь. — Вы, случайно, не знаете, кто сейчас правит Российской империей?

— Российской… Вы имеете в виду Московию? На престоле император Николас.

— Не совпадает… — пробормотал ведьмак. — Это здесь декабристы уже были, значит. Или не было? И не узнаешь… Пушкин еще совсем молодой… Ну почему я не историк?! Сейчас бы радовался, наверное! Или нет, если все не совпадает…

— Ну, зато вы попали не в какую-нибудь древность или к дикарям, — неловко попытался утешить его Видо. — Европа — сосредоточие культуры, а девятнадцатый век, несомненно, будет временем просвещения, и вы сможете найти здесь применение своим талантам…

— Это да, — согласился Ясенецкий почему-то очень странным голосом. — Особенно мне здесь пригодится умение пользоваться сетью и знание культуры, о которой, кроме меня, никому не известно. Блестящее преимущество.

— Почему сетью? — не понял Видо. — Вы ловили рыбу?

Ведьмак посмотрел на него долгим взглядом, вздохнул и попросил:

— Забудьте. Лучше скажите, есть ли хоть какая-то возможность вернуться? Я вижу, вы не очень удивлены самим фактом моего появления. Значит, это… не так уж редко происходит? Что мне вообще предстоит в вашем, без сомнения, прекрасном и очень цивилизованном времени?

«Он умен, — напомнил себе Видо. — И, конечно, не мог не задаться вопросами, на которые у меня нет ответа. Честного ответа, во всяком случае, а лгать ему я отчаянно не хочу! Да и нельзя… Даже без инициации прирожденный ведьмак должен быть очень чуток, если он поймает меня на лжи, это может сыграть роковую роль потом… в самый опасный момент!»

— Появление людей из другого мира происходит редко, — начал он, старательно подбирая слова. — Даже если допустить, что мы узнаем далеко не обо всех… Ну, вы понимаете? Кто-то погиб, кто-то затерялся в местах, неизвестных нам… Вам действительно повезло, что вы оказались так близко от людей, да еще в тысяча восемьсот двадцатом году, а не каком-нибудь…

— Лет на двести раньше? — усмехнулся Ясенецкий и не без ехидства добавил: — Не сомневаюсь, мне и тогда сказали бы, что семнадцатый век — время просвещения и торжества цивилизации, не то что какой-то там пятнадцатый.