— Любимые рецепты есть? — деловито уточнил Стас, поднимаясь и предвкушая налет на баночки со специями и пряностями — натуральными, никакой химии и подделок!

Моргенштерн только неуверенно пожал плечами, и стало ясно, что работа предстоит немалая, но увлекательная!

…К вечерней трапезе фрау Марта лично приготовила фрикадельки с каким-то сложным соусом, в котором Стас не опознал и половины душистых трав. Герр патермейстер, между прочим, отдав фрикаделькам должное, попросил экономку следующие три дня готовить для него исключительно постное, что все, кроме Стаса, восприняли как должное, а Стас, конечно, с бестактными вопросами не полез. Хватит, на сегодня лимит уже выбрал!

Итак, после ужина он еще раз пробежался по двору, убрав и заперев нехитрый инструмент, проверил бочки, в том числе и банную, и со спокойной душой отправился к себе. А едва войдя в комнату, замер на пороге.

В нескольких шагах от него прямо посреди стола сидела черная мохнатая клякса и с упоением толкала к краю баночку с драгоценными чернилами! К счастью, плотно закупоренную, но если от удара откроется или разобьется… Вся комната будет в чернилах!

Стас моргнул, набрал воздуха рявкнуть на честную божью тварь… Кошка посмотрела на него с самодовольным ехидством и согнутой лапой двинула банку так ловко, словно была восходящей звездой хоккея, за огромные деньги купленной в ведущий клуб НХЛ.

Баночка скользнула по столу, сорвалась с края — и Стас прыгнул!

Длинным броском он пролетел над полом, вытянул вперед руки… и вдруг с абсолютной точностью понял, что ошибся, и траектория баночки заканчивается совсем не там! Как будто увидел, где сверкающая стеклянная посудинка будет через мгновение!

Это было настолько четко и ясно, что Стас просто сдвинул протянутую руку в сторону почти не глядя и… поймал банку так легко, словно она сама прилетела ему в ладонь.

А потом, конечно, всем телом шлепнулся на пол, рассерженно зашипев, потому что упал неправильно, слишком выставив локоть.

Но это было уже неважно, потому что миг упоительной ясности, объединившей разум и тело, растворился, оставив после себя ощущение довольства и правильности.

— Фига себе, как я умею… — ошеломленно сообщил в пространство Стас, перекатываясь и садясь на полу. — Не зря сенсей говорил больше доверять себе… Это же рефлексы сработали, да? Я кру-у-ут… Эй, кошатина, один-ноль в мою пользу!

Кошка глянула на него с истинно кошачьей высокомерностью, ничем не оправданной в таком худющем и довольно жалком существе. Лизнула лапу, вскочила, победно задрав хвост, и выскочила в окно.

— Вот же… ведьма, — с восхищением повторил Стас данное рейтаром определение.

И понял, что говорит по-немецки, хотя с чего бы ему наедине с самим собой менять язык? Но «хексе…» вместо «ведьмы» выдохнулось так легко… как только что с баночкой, вот! И точно так же это было непонятно, но ощущалось удобным, как разношенная любимая обувь или сто раз прослушанная и разобранная по нотам мелодия. Правильным!

Негромкий голос Фридриха Иеронима привычно прервал какой-то тяжелый бессвязный сон, и Видо открыл глаза. Прищурился, неудачно глянув на пламя свечи, перевел взгляд на фигуру камердинера с неизменным подносом и потянулся за чашкой.

Кофе! Благослови Господь святых отцов, постановивших, что этот напиток хоть и относится к радостям плоти, однако дозволен в пост. Поскольку кофе не возбуждает страсти и не опьяняет, а способствует ясности ума и бодрости тела, а значит, помогает сосредоточиться на молитве. Так что в пост — можно!

Он сделал первый глоток и мгновенно понял, что этот кофе разительно отличается от того, который Фридрих Иероним лично варил и подавал ему каждое утро. Тот же изумительный аромат и потрясающая крепость, что вчера, только еще корицей пахнет, кажется… Или не только корицей? Да какая, в сущности, разница, вкусно же!

— Герр Ясенецкий уже встал, как я понимаю? — уточнил он на всякий случай, с сожалением отрываясь от чашки.

— Так точно, ваше сиятельство, — подтвердил камердинер. — Сразу после умывания посетил кухню, изволил сварить две порции кофе и просил передать, что полностью в вашем распоряжении, как только понадобится.

— Благослови его Господь, — пробормотал Видо и снова жадно припал к чашке.

Кажется, московит говорил, что дал урок фрау Марте… Было бы очень кстати!

«Потому что такая благодать — это ненадолго, — снова беспощадно напомнил он себе, возвращая Фридриху Иерониму пустую чашку и принимая у него влажное полотенце. — Ведьмак седьмого ранга в роли кофешенка — что за нелепость! О чем я вообще думал, предлагая ему такое?! Ну то есть понятно, о чем, о собственном пристрастии к хорошему кофе… Как же мне этого не хватало, оказывается! Когда в любой момент можешь посетить столичную кофейню, даже не задумываешься, что эта привилегия может быть доступна не всем и не везде. Как же слаб человек в любви к удовольствиям… Я-то полагал, что спокойно перенес разлуку с Виенной, приняв это как часть наказания. Был уверен, что смирился с необходимостью жить скромнее, и ведь действительно не скучал по столичным красотам и развлечениям, но такая, в сущности, мелочь… И вот этих полутора лет как будто вовсе не было! Мне снова хочется кофе и поговорить с интересным собеседником… Что ж, несколько дней ведь не вернут меня к прежней жизни, правда? К тому же я все равно должен держать Ясенецкого как можно ближе к себе. Нужно попытаться направить его на верный путь… Фильц может сколько угодно не верить, что призванные из другого мира способны обратить свой дар на службу Господу, но ведь это значит не верить в искупление греха, раскаяние и обретение веры!»