Шрифт:
Егор чувствовал её агонию как свою. Но что он мог против такой силы?
— Пять стихий в гармонии, — говорил Абак, продолжая атаку. — Инь и ян в балансе. Старое должно уйти, чтобы новое могло родиться. Таков Путь.
Последний удар. Прямо в головной сегмент. Матка содрогнулась и начала падать.
Проводник... последний дар... прими...
И в момент смерти она отдала ВСЁ. Всю свою силу, всю ярость, всю древнюю мощь хлынула в Егора через их связь.
Мир взорвался болью. Но за болью пришло понимание. Он видел Мешок — ВЕСЬ Мешок. Каждую тварь, каждый камень, каждую песчинку. И видел нити — нити силы, связывающие всё.
Включая пыль в крови Абака.
— Нет, — сказал Егор, и его голос был не только его.
Он потянулся к нитям. И ОТМЕНИЛ их.
Абак замер в воздухе. Непонимание в глазах сменилось ужасом. Вся пыль, сила — исчезла. Просто перестала существовать.
Он рухнул с трёхметровой высоты. Обычный человек. Смертный.
— Как?.. — прохрипел он.
— Она отдала мне всё, — ответил Егор. — А ты забрал у неё всё. Баланс, как ты и хотел.
Синяя тварь — одна из тех, что прорвались в зал — метнулась к упавшему Абаку. Один удар. Конец мастера Триад.
Тело Матки дрогнуло и начало исчезать. Огромная туша таяла как мираж — без следа, без остатка. Там, где секунду назад лежала гора плоти, теперь был только чёрный камень размером с фасолину.
— Химера, — позвал Егор, всё ещё ощущая отголоски божественной силы. — Возьми его. Быстро.
Финал битвы
Она подползла к месту, где секунду назад лежала Матка. Огромное тело уже таяло, растворяясь без следа. На чистом полу остался только чёрный камень размером с фасолину.
Химера подняла его. Камень был неожиданно тяжёлым для своего размера, словно в нём сконцентрировалась масса исчезнувшего существа.
Вокруг продолжалась битва. Нападающие были дезориентированы смертью Абака, но всё ещё превосходили защитников числом.
И тут стены содрогнулись от рёва. Твари, которых Егор призвал в начале битвы, наконец добрались до святилища.
— Невозможно! — заорал кто-то из атакующих. — Ещё ночь!
Синие врывались через ворота. Красные проламывали стены. Жёлтые обрушивались с крыш. Древние законы были нарушены призывом через проводника.
Твари атаковали в слепой ярости — смерть Матери лишила их направляющей воли. Но Егор всё ещё чувствовал связь, мог частично направлять их безумие на врагов.
Враги-здесь. Те-кто-убил-Мать. Уничтожить.
Нападающие дрогнули под натиском обезумевшей орды.
Гадюка всё ещё стояла в центре зала, не примкнув ни к одной стороне.
— Решай! — рявкнул Кремень, отстреливаясь от тварей. — С нами или против!
Она посмотрела на Химеру с чёрным камнем Матки, потом на него. И сделала выбор.
Бросок ножа был идеальным. Лезвие усиленное красной пылью вошло Кремню под лопатку, в сердце.
— Прости. Но я устала быть инструментом.
Кремень упал на колени, не веря. Кровь пузырилась на губах.
— Медяк... убьёт тебя...
— Пусть попробует.
Кремень рухнул. Мёртв.
— Предательница! — Болт направил на неё автомат.
Но Кроха был быстрее. Молодой парень бросился на Болта со спины. Они покатились по полу.
— Кроха, нет! — крикнул Кардинал.
Выстрел. Ещё один. Кроха обмяк.
— Сопляк, — Болт оттолкнул тело.
Но Кроха улыбнулся окровавленными губами.
— А я... нашёл выход из Мешка...
И активировал гранату под курткой.
Взрыв разметал обоих. Кроха погиб мгновенно. Болта отбросило к стене, изрешечённого осколками.
Битва достигла апогея. Твари рвали нападающих на части. Немногие выжившие атакующие пытались прорваться к выходу, но безуспешно.
— Отступаем! — крикнул чей-то командир. — Всем отступать!
Но было поздно. Егор направлял тварей, отрезая пути к бегству. Началась бойня.
Мать-Настоятельница пошатнулась. Под серым балахоном расплывалось красное пятно.
— Нет! — уцелевшие сектанты бросились к ней.
Она упала на колени, кашляя кровью.
— Матерь мертва... но вы... — она посмотрела на Егора. — Проводник жив... В Пустоши... молодая Матка... отнесите камни... Но спешите... у вас всего пять дней...
— Пять дней? — переспросила Химера.
— Молодая Матка... без поддержки... не удержит контроль дольше... всё падёт...
Последний вздох. Мать-Настоятельница умерла.
Гадюка подошла к ним, придерживая рану.
— Простите, — сказала она Химере. — За всё.