— Зато нас трое.

В стену кто-то ударил и по полу покатились кружки с мисками. Мертвец не бросился их собирать, только отпихнул ту, что липла к ногам.

Фома вздрогнул и обернулся. Дед смотрел на него, улыбаясь, палец на спусковом крючке, стволы направлены ко входу, а лицо к нему.

— Что?

— Нас трое. А трое — это уже сила. Особенно когда один из троих Снежный Ангел, а второго называли Лютым уже тысячу лет назад. Не бойся, человек. Ты вернешься к семье. Главное под горячую руку не попади. А еще лучше в подвал спустись и там сиди, пока я не позову. Не место тебе здесь, не нужно сидеть. Опусти посох, опусти.

Фома опустил посох, который только что держал наперевес как ручной пулемет и посмотрел на картину. Мужчина уже окружен плотно звериной злобной стаей, но стоит ровно и ни одна шавка не решилась нанести первый удар. В правой руке он крутил посох, а в левой держал синий шар, лучи которого били во все стороны, отгоняя хищников как вампиров.

— Иди, — мягко сказал дед, — иди спрячься, всё будет хорошо. Мы закроем крышку и накроем ковром, никто тебя не заметит.

Фома сомневался несмотря на то, что сюда рвался кто-то очень злой и сильный, а точнее из-за этого как раз и сомневался. Оно ведь могло и победить. Старик с ружьем не показал себя сильным бойцом, а Женька хоть и умер и превратился в черноглазого упыря, но все равно остался Женькой. Если они проиграют когда он будет сидеть в подвале то про него могут и не вспомнить. Лучше умереть быстро чем медленно сходить с ума от холода и голода.

— Разрешу тебе забрать целый мешок игрушек для деток, — сказал лысый, — возьмёшь, сколько сможешь унести.

'В конце концов там тысячи закруток со жратвой, — подумал Фома, — от голода точно долго не умру, а там и додумаюсь как выбраться, если что. Но мне кажется они отобьются. Чувак воевал ещё когда Игорек Трехликий не родился, опыт есть. И Ангел с ним".

Он полез в подвал, и последний раз глянул на картину. Вожак стаи уже прыгнул и завис в полете. Прекрасное мгновение остановилось, изображая последнюю секунду перед схваткой. Дед выставил посох плашмя, рассчитывая остановить волка на излёте, а сзади уже подползали двое худых серых хищников, заметая хвостами снег.

Фома включил свет и медленно спускался, когда в стену ударили ещё раз. С потолка подвала посыпалась пыль, паутина и штукатурка. Мертвец заглянул сверху, подмигнул и закрыл крышку подвала, как крышку гроба. Свет ушел, но обещал вернуться, когда-нибудь.

— Запечатали, — сказал Фома вслух, чтобы услышать свой голос и успокоиться. — Посох не забрали. И на том спасибо.

Он сам не заметил, как притащил сюда посох, вцепился мертвой хваткой и спустился вместе с ним, опираясь на него, а никто слова не сказал. Не до этого им было.

— Дела, — вздохнул Фома и огляделся. Под потолком раскачивалась лампочка на проводе рисуя на стенах уродливые тени. Он отставил ненужную сейчас палку и побрел за табуреткой, ступая между банками. — Это же нужно столько жрать. В одно рыло и не съешь всё. Не поймешь этих нечистых богачей.

Ему вдруг понравилось это сочетание «нечистые богачи», Фома сел и посмаковал его несколько раз на языке. «Нечистые богачи». «Нечистые богачи». Эх, жаль что потолок бетонированный и толстый, не слышно, что там наверху происходит.

Глава 12

Атака смердов

1.

— Ангел?

Мертвец обернулся. Посмотрел на деда черными глазами, повёл плечами, облизал губы: холодный как снег, быстрый как пурга. Таким он должен быть в идеале, после пары дней тренировок, после грамотной лепки. Но здесь и сейчас «я его слепила из того, что было, а потом что было то и полюбила».

Бум! Последний удар в стену был «ослепительно хорош». Дверь вылетела из пазов и, крутясь, упала под ноги мертвецу. В облаке пыли кто-то возник. Чужой в его доме. Опять. Мелкие частицы пыли, грязи крутились вокруг него как плащ и не давали разглядеть наглого пришельца.

— Ангел, не стой на линии огня. Я прикрою.

Он уже не оглядывался, только кивнул и напрягся как спринтер на старте. Он ждал, бойцовский пёс перед тем, как отстёгнут поводок, а пыль крутилась волчком и никак не успокаивалась. Ангел ждал. Он был спокоен. Бить в стену перестали. Грубая тишина нависала наковальней над троицей. И вот пыль начала спадать как покрывало с обнаженной женщины. Тот кто появился был человеком. Две руки, две ноги, посредине гвоздик. Босые пятки покрытые грязью, кусками земли и грязной травой. На ногах разодранные штаны висят клочьями и дальше когда-то бывшая белой рваная рубашка. Вместо чёрных глаз снеговика у этого две дырки с засохшей кровью по краям. В правой руке молоток: набалдашник с одной стороны острый в виде клюва, чтобы пробивать череп и достать до мозга одним ударом, с другой стороны боёк расходится венчиком на три крючка, чтобы удобнее было повреждать доспехи воинов. Страшное оружие для ближнего и дальнего боя, которым давно никто не пользуется. И вот опять.

— Ангел, аккуратнее с ним. Это смрад — слуга. Не убивай его, не надо.

Ангел оглянулся не понимая. Дед уже поднял ружье стволом вверх, щелкнув предохранителем. Теперь чтобы выстрелить, нужно опять его отжимать на себя, что требует времени, которого нет, но дед больше стрелять не собирался.

— Это свои. Постарайся его уработать по-вашему, по-человечески. Без серебра.

Мертвец прыгнул, подняв молоток вверх, как флаг. Он взлетел вверх, как в замедленной съемке, завис над землей на мгновение — морда оскалилась черной дырой рта из которого выглядывали осколки черных зубов, слюна белым ручейком взлетела вверх, а он упал вниз, нанося удар. Мороз отставил ружье, зрелище обещало быть интересным.