— Тридцать золотых в год с деревни, — пробормотал себе под нос Марьядек, но услышали его все.

— Истинно так, — степенно кивнул искупитель с дубиной.

Он искоса глянул на Бьярна, словно предлагая бывшему рыцарю-разбойнику высказать квалифицированное мнение о ситуации. Бьярн проскрипел, все так же потирая горло нервическим жестом:

— Наверняка хватают всех по пути. Жгут, пытают. Так что про место это знают, что нужно. Мимо не пройдут.

— Много их? — деловито спросил Марьядек.

— Девчонка плохо считает, — ответил Кадфаль. — Показывала на пальцах. Если не напутала, то четверо конных. И четыре полные ладони обычных пешцев. Да, еще говорит, все конники в железных рубашках. Наверное, кольчуги.

— Ого! — не сдержался Марьядек. Лица всех, кто имел хоть какое-то отношение к войне, включая бретера, обрели одинаково кислое выражение. Елена тоже примерно понимала суть проблемы, однако решила уточнить.

— Это значит, рыцари?..

— Может быть, — отозвался Бьярн. — Но скорее сержанты, а может вообще отребье безродное. Главное, у них есть доспехи. Причем такие, что даже сельская дурашка заметила и запомнила.

Никто ударяться в обсуждение проблемы четырех кавалеристов не стал. Елена все же настырно уточнила:

— Это опасно?

Соратники опять-таки дружно посмотрели на нее с недоумением, будто лекарка призналась, что не знает, как правильно держать ложку. В конце концов Гамилла пояснила, мягко и доброжелательно, словно чуть-чуть душевнобольному:

— Четыре одоспешенных всадника и двадцать пехотинцев разнесут любую деревню, сколько бы там мужичья за вилы не взялось. Сладить с такой силой может разве что дружина местного господина. И то еще кто кого, большой вопрос.

Елена вздохнула, осмысляя новое знание. Женщина уже поняла, что закованные в сталь жандармы на свирепых дестрие представляют собой исчезающе малую часть военного сословия Ойкумены. Хорошо если таковых наберется несколько тысяч на весь континент. Однако Елене до сих пор в голову не приходило, что до появления огнестрельного уравнителя вооруженный человек на коне сам по себе являлся ужасной силой. Здесь было над чем поразмыслить…

— Сколько? — спросила меж тем Гамилла, явно имея в виду не численность.

— Кто знает? — вновь пожал плечами рыцарь. — Я бы на их месте особо не спешил.

— Правда?

— А куда торопиться? — неприятно, криво ухмыльнулся Бьярн, и Елену аж передернуло. Если так выглядел бандит на пути искупления грехов, то на кого же был похож в свое время бандит отъявленный, еще не раскаявшийся?..

— Я бы не спешил, — сказал искупитель. — Хороший грабеж — дело основательное, оно требует обстоятельности, а спешку не любит.

— До завтрашнего рассвета они, — Марьядек указал на баб с корзинами, мужиков с мешками. — Растащат все добро. Зерно в ямы. Животину в лес. И сами уйдут, переждут напасть.

Словно в иллюстрацию его слов мимо провели тощую корову с выпирающими сквозь шкуру позвонками. Животное подгоняли две девчонки с хворостиной, одна, не скрываясь, плакала и упрашивала «Тяпку» шагать быстрее.

— Не поможет, — качнул головой Бьярн.

Кадфаль вздохнул и через силу повторил жест рыцаря, только в другую сторону, зеркальным отражением Бьярна. Объяснил, кажется специально для Елены:

— Дома, амбары. Лесопилка. Прочие постройки. Имущество в домах. Все это пустят по ветру с дымом. Даже если удастся сохранить животину и зерно, зима близко. Где жить, держать скотину? Это смерть. Ну… или всем обществом идти на поклон к соседям. Или господину какому. Чтобы он позволил где-нибудь обосноваться, перебедовать до тепла. Только…

Кадфаль вновь тяжело вздохнул и умолк.

— Только что? — не отставала Елена.

— Отдать придется все, — прогудел крестьянин-искупитель. — Вообще все. И на цельную деревню места не хватит. Всяко. Так что пригреют семьи с крепкими мужиками, здоровыми бабами, девками, мальчишками. Теми, кто здоров, молод, способен хорошо, много работать. Или хотя бы знает ремесло. А прочие не нужны. Слишком старые, слишком юные, больные… Эти зиму не переживут.

Кадфаль красноречиво глянул на Елену, в его взоре отчетливо читалось «ну теперь то поняла?». Женщина и в самом деле поняла.

— Интересно девки пляшут, — сказал Марьядек. — У нас все попроще. Пашен то нет почти, сплошные овцы. Тогда что, будут откупаться?

— Не поможет, — вновь ухмыльнулся Бьярн. — «Живодеры» не местные и никому не служат. Им эта земля чужая, портить отношения ни с кем не забоятся. Эти частью не удовольствуются, они заберут все. А деревню все равно сожгут.

— Зачем? — как это уже случалось не раз, Елена сначала задала вопрос, а затем поняла его наивную глупость.

— Потому что весело, — исчерпывающе ответил рыцарь, поправив меч на плече. — Ты когда-нибудь видела, как в сумерках горят крестьянские дома?