Оставалась последняя тварь. «Мана» была только в резерве, но её хватило бы только на сорок одну стрелу. Я решил подождать немного, пока не наберётся на пятьдесят выстрелов, на всякий случай. Но ждать пришлось два часа. За это время к грузным хлопьям снега прибавился порывистый, и достаточно сильный ветер. Задувая в открытую часть будки, он облепливал равномерным белым слоем снега.

Я аккуратно спустился с башни, когда выпустил сорок второй синеватый сгусток, а третья тварь завалилась в то же место, где минуту назад испарилась вторая. Меня хоть и распирало от желания распотрошить коняшку и посмотреть, вдруг внутри неё содержится Кваралитская масса, или просто что-то ценное. Но больше всего мне хотелось в тепло.

Закутавшись в два плаща, привычный кожаный и из золотистого меха Нашласарского манула скверны — я заторопился к временному пристанищу, где горят розовые оболочки в каменном очаге, где в котелке горячий напиток, а на кровати расстелен золотистый меховой спальник, согретый общим теплом дома.

Ногами я раскидывал рыхлый свежий снег, сопротивляясь практически встречным порывам ветра и щурясь, прикрывая глаза от мелких льдинок. И улыбался. Я поступил глупо, что вообще сунулся к коняшкам, из-за этого потерял день. Мог бы сходить к тому озеру и продолжить изучать ондатр и кусты камыша с початками кукурузы — но теперь я поставил точку в том, как именно скверна изменяет разумных и животных после поглощения. Каким принципом руководствуется.

Одна «Магическая стрела» наносит ровно двадцать пять урона «жизням». Стало быть, у первой коняшки «жизней» могло бы быть девятьсот семьдесят пять, но показатели «жизни» и «выносливости» прибавляются по двадцать пунктов за каждое одно очко в характеристике «Выносливость». Значит — у первой твари «жизней» было девятьсот шестьдесят. Вторая умерла от тридцати шести стрел, но я уже знаю, что у неё было не девятьсот, а восемьсот восемьдесят «жизней». А у третьей было не тысяча пятьдесят «жизней», а на десять пунктов меньше.

Всё обстоит примерно так же, как и с полученным опытом от тварей. Вторая коняшка, до прихода скверны, имела двести двадцать «жизней». Потом скверна поглотила её, преобразила, и увеличила вдвое показателей «жизней», до четырёхсот сорока. А находясь на территории скверны нежить получила от неё подпитку, дополнительный множитель.

Не совсем понятно, почему скверна восстановила вообще всех в поселении, включая младенца в люльке, а коняшек только три, когда увеличенных стойл в конюшне восемь. Но, думаю, есть подсказка.

Если убийство каждой твари принесло практически полторы тысячи опыта, то при жизни уровень их был не меньше двенадцатого. Но лошадь — травоядное животное, оно не повышает уровень от поедания травки. Значит — при жизни им помогали повышать уровни, копытами раздавливая тех же крыс, или ударами в голову убивая осужденных на смерть.

Подобных лошадей, выше человеческого роста, я встречал только в одном месте, когда спасался из лагеря орков. Именно они пользовались такими необычными лошадьми. И только нежить из орков скверна модифицировала, когда как прочих разумных она лишь оскверняла. Всё это явно связано с ритуалами преображения орков, и с их взаимодействием со зверьми. Когда-нибудь я смогу попасть к оркам и узнать, что же представляют из себя их ритуалы. Но попасть только гостем, а не пленником — второе я уже проходил, мне не понравилось.

Боль и жар в шрамах пропали несколько минут назад, я наконец-то добрался до походного шатра. Ветер порывами тормошил его стенки, они протяжно хлопали, но метель шатёр выдержит. Я побрёл к двум домам за частоколом, напоследок озадаченно глянув за спину.

Шесть дней. Ровно столько осталось на убийство нежити. Утром седьмого дня я немедленно пойду обратно к горам. Тяжело представить, как я буду добираться до пещеры по снегу, и сколько это времени займёт. Но выбора нет. Нужно взять ещё пять уровней минимум, чтобы в будущем избежать проблем. А всё тёплое время, весна, лето и кусочек осени — всё это будет отдано на добычу заллай. Зато я точно уверен в одном — в пещере меня ждёт кое-что приятное.

* * *

К долгожданной тёплой пещере я вернулся примерно через недель пять после случая с лошадками. Сложно продвигаться по глубокому слою снега, таща за собой волокуши со скарбом, трофеями, запасом еды и походным шатром. А ещё каждый вечер и утро тратить по часу, собирая и разбирая его. И ходить в скверные леса, добывать провиант. Всё это меня вымотало настолько, что в день возвращения, зайдя во входную пещеру — я несколько минут стоял неподвижно, смотря на пустой очаг. От усталости я будто забыл, что очаги вообще нужны для того, чтобы в них горел огонь и готовить с их помощью еду.

К вечеру того же дня я закончил переносить поклажу в пещеру, а к полному разбору трофеев приступил уже на следующий день.

У дальней стены пещеры стояли два деревянных колеса, с такими же спицами и обшитые железной полоской, и с деревянными подшипниками. Из псехвотрубок древней, клея и сжимающейся кожуры я за две недели сделаю не только ось для колёс, но и соберу удобную ручную телегу. Мне нужен лишь прочный каркас, который обошьётся кожей кракчата. А деревянные подшипники смажутся жировыми шариками из фаланг ондатры. Колёса — вот главный трофей. Телегу за собой тащить проще, чем волокуши. С ней я смогу уйти далеко, не боясь за припасы и воду.