***

– Голова просто раскалывается!

Я ничего не ответил. У меня самого было такое ощущение, что внутри черепа бьют барабаны. Я нажал кнопку чайника. Мне срочно был нужен кофе.

– Мы должны доделать начатое! Ты должен помочь мне, Антон! Этот ходячий труп – это все она, Жанна. Она заставила его встать, чтобы противостоять нам. А скоро и сама она встанет

Ева сидела на диване, держась за голову.

– Этот мужик, он что-то говорил тебе? – спросила она и пристально посмотрела на меня.

– Нет, – соврал я.

Ева вдруг вскочила с дивана, подошла ко мне и заглянула мне в лицо.

– Ты ведь веришь мне, Антон? Ты на моей стороне?

Я кивнул. А что мне еще оставалось делать?

– Да, я тебе верю. Но теперь тебе надо уходить, Ева. Сейчас придет мой сменщик, ты должна уйти, чтобы он ничего не заподозрил, – соврал я, а потом добавил для большей убедительности. Приходи вечером.

Я перестал понимать, что из случившегося реальность, а что – глюк от недосыпа. Может, это все мне просто снится и, рано или поздно, я проснусь, и этот дурной сон кончится, Жанна будет по-прежнему жива и здорова, и мы снова сможем спокойно жить и любить друг друга.

Мне стало душно от всех этих мыслей, как будто воздух в ординаторской взял и закончился. Я схватил сигареты и вышел на улицу. Присев на корточки возле обшарпанной стены, я закурил. На улице стало ветрено. Ветер пронизывал насквозь мой старый свитер, я поежился и обхватил себя руками. Вскоре в дверях показалась Ева. Она тут же подняла воротник своего белого пальто, натянула берет на уши и пошла прочь по заснеженной тропинке.

– Я что-нибудь придумаю. Я вернусь, – крикнула она на ходу, – нужно доделать начатое. Иначе…

Я не расслышал конец фразы – ветер подхватил его, закружил слова снежным вихрем, рассеял в воздухе. Бросив окурок на землю, я зашёл в морг и взял в руки телефон. До своих напарников я, конечно же, не дозвонился. Кто ответит на телефонный звонок в семь утра первого января? Наверное, никто. Но Петрович, старый алкаш, ответил. Причём голос у него был вполне бодрый.

– Петрович, дорогой, выручай! – закричал я в трубку, – подмени меня часа на три, мне очень надо отлучиться.

Старик поохал, поворчал, но уже через полчаса был в морге.

– Учти, сегодня я тут только как санитар. У меня так-то официальный выходной. В холодильник даже не зайду, не проси. А если Гришка кого привезёт, оставлю для тебя в секционной.

Мне это и было нужно. Петрович ни в коем случае не должен увидеть, что у меня творится в холодильнике. Поэтому я поставил перед ним бутылку водки, за которой только что успел сбегать до ближайшего круглосуточного магазина и сказал:

– В холодильник не ходи, там все в порядке. Сиди себе спокойно, отдыхай!

Петрович просиял, увидев водку, свою единственную в жизни любовь, а я протер очки, быстро накинул куртку, взял свой полосатый шарф и вышел из морга. На душе было странное ощущение. Перед глазами все еще стоял оживший мертвец, но теперь меня окружала обычная жизнь, и, забываясь, я думал, что этот самый оживший мертвец – вполне себе обыденное явление.

***

До городской свалки я шёл пешком. Автобус сюда не ездил, а моя девятка не завелась на морозе. Пора сменить ее на нормальную машину. Ветер усиливался, при особо сильных его порывах я разворачивался и шёл спиной вперед. Руки без перчаток мерзли, я сунул их в карманы, но и там было холодно. Север вечно испытывает людей на прочность.

Я шел вперед и думал. Старый диван… Если опуститься до лёгкого сумасшествия и принять за реальность то, что произошло в морге, то надо думать, что Жанна послала меня за помощью к Василию, с которым её когда-то что-то там связывало. Интересно, почему он потом превратился в такого неприятного человека? Кстати, я так и не узнал, что именно между ними было.

Дойдя до сторожки, я поднялся по ступеням на высокое крыльцо и постучался в дверь. Спустя пару минут она распахнулась настежь, и на меня пахнуло терпким запахом специй и табачного дыма. Мужик с растрепанной шевелюрой уставился на меня из-под нависших густых черных бровей.

– Чего надо? – недружелюбно спросил он.

Вблизи его татуировки выглядели жутковато.

– Пусти внутрь, руки уже не чувствуют, – буркнул я вместо приветствия.

Меня разозлило, что он сделал вид, будто не узнал меня. А его, судя по всему, разозлил мой тон. Или мой вид?

– Ты кто такой? Чего припёрся? – закричал он.

Еще чуть-чуть, и мужик бросился бы на меня с кулаками. Он уже сжал их до противного хруста. Ветер снова пронзил меня тысячами ледяных стрел, и я закричал ему в лицо: