Когда явился мой адъютант, граф Шувалов, то тут же был загружен распоряжениями как в устном, так и в бумажном виде, был послан в губернаторское присутствие за секретарями. Указал ему, на кого из них обратить внимание и сколько мне их привести сюда, во дворец. Решил сразу посмотреть на работников пера и чернила, а то этот вопрос срочный и неотложный.

Павел Павлович, впечатлённый моей деятельностью, и с некой паникой в глазах решил уточнить у меня, что происходит.

– Сергей Александрович, простите великодушно за моё чрезмерное любопытство, но у Вас во дворце очень беспокойно сегодня! Может, Вы просветите меня, с чем это связано?
– решил он издалека поинтересоваться, с чего вдруг я решил увеличить штат бумагомарателей, да и его самого запрягаю в работу с самого утра!

– Не хочу заранее делиться возможно превратной новостью. Думаю, в обед, после осмотра штата секретарей и встрече градоначальников, мы с Вами обсудим свежие новости, – смотря строго на этого любителя неспешных бесед, ответил я.

Чуть позже явился Стенбок и начал почти сразу, после полагающихся приветствий, вот прямо с входа в кабинет, описывать свои и чужие впечатления о вчерашнем приёме. Он был очень восхищен и в разных эмоциональных красках описывал настроения и слова, что услышал на приёме.

Я молча внимал этому бессознательному потоку слов, но через несколько минут понял, что граф может ещё так очень долго изливаться, прервал его:

– Герман Германович, Вы, я так понимаю, после приёма не отдыхали?

Вид у него был слегка помят и с явными отметинами бессонной ночи на его чуть одутловатом лице.

Чуть смутился моими словами, но высказался, что находился и находится в отличном состоянии духа, и он, видите ли, до сих пор под великим впечатлением от моего слова перед собранием.… В общем, его опять понесло в восхищение и благоговение.

Я встал из-за стола и, подойдя к нему вплотную, спросил.

– Вот Вы, граф, потрудились записать мою речь?

Когда Стенбок увидел подходящего к нему меня, он прервал свою речь и с удивлением, можно даже сказать, с неким испугом воззрился на своего Патрона.

– Речь? Эээ… А зачем? Нет, нет, что Вы! Конечно, понимаю, зачем надо было записывать! Но я, мм… Дело в том, что я наизусть всё запомнил и более того, даже часть записал в своём дневнике и готов переписать… – волнительно и сбивчиво тараторил он, а я думал о том, что мне нужен более строгий управляющий моим двором.

Я напоказ перекрестился и положил свои пальцы на виски моего смущённого и чуть ошарашенного графа. Магия мягкой пеленой жизни окутала его, и взгляд Стенбока остекленел. Лёгкими мазками чуть подправил сердечко графа, в почках раздробил в мелкую дисперсию камень, что явно ему мешал, в общем, немного подправил здоровье своего ближайшего помощника.

И убрав руки от его головы, спросил:

– Так лучше?

Герман Германович стоял пораженный до глубины души. Он и раньше замечал перемены, что произошли с его господином. Но если сплетни и слухи просто записывал в свой дневник, стараясь не обращать на них пристального внимания, так как вокруг высокопоставленных лиц всегда крутилось много чего необычного, а его дневник был на самом деле тайным. А то, что он записывал слухи, так у каждого своё хобби.

И вот он стал свидетелем, более того, участником подобного действия. И от нахлынувших его(на него) чувств он моментально покрылся холодным потом и в глазах помутилось.

Очнулся Герман на стуле возле журнального столика, мундир был расстёгнут и верхняя пуговица сорочки тоже. Ему было странно легко, а в сознании чувствовался некий туман. По въевшейся придворной привычке он тут же привёл себя в порядок и сел с прямой спиной. На столике стоял бокал с водой, явно приготовленный для него, и граф с некоторым стеснением взял его и, поднеся к своим губам, сделал маленький глоток.

– Как вы себя чувствуете, Герман?
– произнес я, видя, как граф пришёл в себя.

– Хорошо, Ваше Императорское Величество... Я себя чувствую очень хорошо, - чуть помедлив, ответил мне Стенбок.

«Ээх... наверное, давно стоило заняться своими ближниками, да и императорского соглядатая надо выловить, а то расскажет что-нибудь лишнего, и придётся менять главу государства. А потом опять никакой научной работы, только рутина и административная суета», - думал я, рассматривая своего главу Двора.

– Вам надо побольше отдыхать, Герман. Подберите себе двух заместителей, представите мне их. А сами езжайте с супругой куда-нибудь в Ниццу или на воды на Кавказ. Отдохните, как следует, а то эта суета с переводом, мне кажется, совсем вас доконала. У меня очень большие планы на Вас, - решил подсластить пилюлю отдаления от себя любимого.

Всё мне нравилось в Стенбоке.

Он был верным, умным, у него было чёткое понимание, как устроен этот мир и что требуется для устройства в нём. Но единственное качество, которое мне не нужно было в нём, это его бесхитростность. Он был слишком искренним для той должности, которую занимал. А мне требовался человек жесткий и беспринципный, и одновременно преданный. Мне преданный. И я знал, как могу добиться нужных качеств от него. Но почему-то не хотелось его ломать и перестраивать магией. В общем-то со всеми вещами так. Если работает, то лучше не трогать. А с разумными это коррелирует тем более.