— Без сомнения, пока мысли человека не будут устремлены к возвышенному и великому, он так и останется потребителем, как животное. Но нам такой человек не нужен, он бесполезен для общества, для Божественного промысла. Нам нужен человек-созидатель, человек-мыслитель, тот, кто будет стремиться к пониманию Божественных законов... А сейчас мы имеем огромную, но очень бедную страну, которая живёт только тем, что выкачивает своё богатство из себя и продаёт в другие страны. Мы страна-колония. Именно так и есть. У нас всё чужое! У нас люди слышат о заграничном, сразу дают кредит доверия этому продукту. И всё равно им, что наше и лучше, и дешевле! Да вот хоть и Вас возьму, Владимир Алексеевич. Сукно на вашем красивом костюме, оно же английское, верно? Верно! И так во всём! Просто замкнутый круг: нет денег — нет производства. Нет производства — нет комфорта. Нет комфорта — нет людей, которые могут быть творцами. Нет таких людей? Значит, нет и нового, нет развития, и опять нет денег. И так по кругу! Мы в плане техническом, социальном и финансовом отстаём от ведущих мировых стран на десятилетия!..

Гиляровский явно такого не ожидал от прихода к брату императора: что угодно, но только не лекцию о геополитике и проблемах в Империи.

«То ли ещё будет, дружок», — думал я, прохаживаясь по кабинету и высказываясь в философском ключе о проблемах страны, ведь именно это так зацепило его при нашей прошлой беседе. «Ты мне нужен, журналистская морда, сейчас я тебя обработаю, а после как разберусь с этими, Торг их дери, накопителями. Тогда станешь мне служить по-настоящему!»

— Социализм и прочие политические философствования хороши только как зарядка для ума! Ведь любой завод — это не только рабочие, это ещё и штат высокообразованных инженеров и управленцев. Их надо где-то вырастить, и это вовсе не крестьянская изба! Им надо нормально кушать и всесторонне развиваться, чтобы получить серьёзное образование! А администраторы? Купцы? Ни одна теория социализма, сталкиваясь с практикой, не выживает!

Повисла тяжёлая тишина. На Гиляровского было приятно смотреть, он был как дворовый кот, застигнутый врасплох, но не запаниковавший и готовый к бою. Видно, своими рассуждениями я разбередил его маленькие секретики.

— Владимир Алексеевич, своими провокационными высказываниями мне хочется донести до вас одну мысль. Что в этом мире всё очень сложно и запутанно... Но при этом ужасно интересно, как вы считаете? — сказал я и улыбнулся этому маленькому, но очень деятельному человеку.

— Вы, без сомнения, правы, Сергей Александрович. Но сейчас Вы сказали очень много важных и сложных для восприятия вещей, и я не смог уловить, чем такой человек, как я, смог заинтересовать вас?

Он продолжал стоять почти по центру моего кабинета, да-да, как раз в центре ритуального круга. А я стоял напротив него в своём тёплом стеганом халате, опираясь ягодицами в стол, и чуть ссутулился, чтобы он не задирал голову вверх, общаясь со мной, всё же я был серьёзно выше него.

– Мне понравилась ваша статья, и я попросил полицейское управление проверить вас на благонадёжность. Не могу сказать, что мне импонируют ваши политические взгляды, но если они не переходят границы законодательства и общественного порядка, то это не важно.

– Я хочу создать новый орган управления. Некий секретариат, в который будет стекаться информация из всего генерал-губернаторства. Где будет проверяться, компилироваться и подаваться мне в виде ежедневных сводок. Исходя из этих сводок, мы сможем вовремя и правильно реагировать на происшествия в нашем городе. К этому будет дополнительная проверка полицейского управления и их действий. Ну и заодно у нас появится возможность почти прямой связи с жителями всех слоёв общества. Для этого организуем новую газету, назовём её, к примеру, «Голос Москвы», ну или как-нибудь по-другому, не важно.

Я смотрел на Гиляровского, по сути своей очень молодого и ещё не до конца утратившего юношеские порывы человека. В нём горел огонь из любопытства, гнева и надежды, он не верил мне мозгами, но что-то из моих слов смогло его зацепить, и в его сердце проснулась надежда, ещё не ясная, не оформленная, но очень желанная.

«Ого, а вот и новые грани моего дара, эмпатия — это хорошо, но теперь её надо учиться контролировать. Мне вот совсем заняться нечем!» — с раздражением поморщился, и видно, моё недовольство Гиляровский перенёс на себя, так как на лице его отразился чуть растерянный вид.

— О, не переживайте, просто в спину вступило. Так вот. Я хочу попросить помочь мне в этом деле.
– Я отошёл от стола и сел в кресло у чайного столика и приглашающе махнул на соседнее журналисту. — Присаживайтесь, Владимир Алексеевич.

Тот рассеянно присел на краешек кресла и рефлекторно достал блокнот и карандаш.

— Не, не... записывать не надо: то, о чём пойдёт речь, строго конфиденциально и касается только нас с вами.

Гиляровский, с явным смущением, убрал блокнот обратно во внутренний карман.

— Я предлагаю вам должность своих глаз и ушей. — И пока он переваривал мои слова, продолжил:

— Мы, императорская семья, видим и понимаем, как должна развиваться наша империя, но у нас очень мало людей, которые желали бы помогать нам не за страх, а за совесть. Катастрофически мало тех людей, что трезво мыслят и готовы отдать для этого дела всего себя, притом не испытывая жажды власти и обогащения. Я предлагаю вам должность губернаторского контролёра, секретного контролёра.

У Гиляровского горели глаза от перспективы, ему предложенной. Он стал журналистом только потому, что жаждал справедливости, а тут должность будто его ожившая мечта. Но при этом он очень не хотел лишаться свободы и становиться чиновником.