— Дети сбежали, — холодно проскрежетал Энгель, скрестив руки на груди, когда все наконец собрались. — Мы должны их найти и довести до конца то, что было начато.

— Но он еще не готов! — Лоренс заступился за ученика, надеясь выжить для него больше времени, чем ему предначертано. — Он едва освоил некромантию! Едва жука с места сдвинет!

— Ты сомневаешься в способностях своего господина? — Граф встал и с силой хлопнул ладонями по столу. — Этого более чем достаточно! Я разовью этот потенциал в собственном теле. Все, что требовалось от него, — быть сосудом! Но он даже на это не способен!

— Давно пора было это сделать, — раздался женский голос. Долорес, всегда молчаливая, теперь стояла с нахмуренными бровями. Ее обычно расслабленные губы сжались в тонкую линию, а мягкие черты лица исказила злоба.

— Но господин, госпожа! Одумайтесь! Вы можете забрать силу в свое тело, господин Энгель, но развить ее выше критической точки невозможно. Таковы законы магии! Если это — предел, вам не достичь большего результата! — Мужчина разозлился и сжал руки в кулаки. Эти двое богатеев не понимали, что творят.

— Довольно! Или отправишься на эшафот, как предатель! Ты забыл, при каких условиях оказался здесь? Если ты утверждаешь, что он недостаточно подготовлен, то почему, черт возьми, не обучил его как следует? Ты был обязан вложить в него максимум знаний, и ты провалил эту задачу! — Голос Энгеля хлестнул, как кнут. — Выметайся и немедленно созови наших магов для обряда! Когда я приведу этого мальчишку, все должно быть готово!

Лоренс, не говоря ни слова, молча поклонился и с молниеносной скоростью выскочил из злополучного кабинета. Ему было горько за мальчика, за его сестру, и даже за самого себя — за то, что согласился на этот путь лишь бы избежать рабства. Его ноги продолжали нести его вперед, но казались несоразмерно тяжелыми, а каждый шаг давался все труднее. Взрослый мужчина, некогда стойкий и гордый, на глазах терял силы и падал духом. Слезы скатывались по его щекам, и он остановился у окна, украдкой оглянувшись назад. Если бы граф увидел его в таком состоянии, Лоренса непременно бы изгнали, лишив последнего шанса на искупление.

За эти двенадцать лет Лоренс, как учитель, крепко привязался к этому славному мальчику. Нортон был самым обычным ребенком: болтал о своих мечтах, мечтал о будущем, хотел жить. Каждый день Лоренс приходил в библиотеку, чтобы обучать его — обучать ради того, чтобы в будущем мальчик отдал свою жизнь своему жестокому отцу. Каждый раз, когда пара наивных детских глаз заглядывала в его собственные, Лоренс не мог удержаться от болезненных мыслей о предначертанной судьбе ребенка. Однажды Нортон даже сказал, что хотел бы вырасти таким же умным, как его учитель, и эти слова еще глубже ранили сердце Лоренса, напоминая ему о том, что у мальчика никогда не будет возможности прожить свою собственную жизнь.

Демон опустился на колени, укрывая светлую макушку руками. Сейчас он плакал навзрыд, затыкая каждый звук глубоко в горле, чтобы его не услышали. Горячие слезы жгли кожу, а тело содрогалось, то ли от ужаса, то ли от боли и отчаяния. Он надеялся, что все это никогда не произойдет, что граф одумается и даст своему сыну шанс на жизнь, что однажды посмотрит на него и скажет: «Я так сильно тебя люблю, сын мой!» Лоренс верил, что до этого еще далеко, что Энгель даст отсрочку хотя бы до восемнадцати лет. Но как же он ошибался.

Граф боялся Норта. Лоренс слышал от служанок, что Энгель просыпается по ночам в страхе, злобно выкрикивает имя своего сына и разрывает постель от ужаса. Маленький демон был главным страхом поместья. Те, кто жил здесь, предпочитали избегать мальчика, держаться на расстоянии, прекрасно осознавая его участь и опасность. Они боялись, что под их крышей растет монстр, и сами тем самым превращали его в то, чего так опасались.

Демон нашел в себе силы хотя бы немного успокоиться. Он осознавал, что, даже если откажется участвовать в этом кошмаре, если прямо сейчас попытается уйти или прекратить происходящее безумие — у него ничего не выйдет.

— О, Триединые Боги! Если вы слышите меня, прошу, помогите этому несчастному мальчику! Даруйте ему спасение, хотя бы в следующем его воплощении. Позвольте вкусить счастье, которого он так лишен. — Демон сложил руки в молитвенном жесте, устремив скорбный взгляд к небесам. — Если вы отвернулись от нас, грешных созданий, то за что же наказываете невинных детей? Почему же столь жестока ваша немилость к ним?

Лоренс, как истинный демон, никогда не склонялся перед Богами. Эти эгоистичные существа захватили разум людей, навязав им свою веру и похитив власть над миром, что им не принадлежал. Они сами избирают, кто достоин жить, а кто обречен умереть, но кто даровал им это право? Почему одна рожденная душа должна иметь меньше прав, чем другая, только из-за своих обстоятельств? Каждое живое существо желает жить, и в этом стремлении они равны.

Первые лучи Фебуса устремились на землю и осветили мир яркими красками. Они окрасили розы в саду графа в кровавые оттенки, окрасили каждый листик и травинку, наполняя окружение жизнью, заставляя всех тварей шевелиться. Один лучик помог обрести черным волосам смоляной отблеск, другой скользнул прямо на длинные девичьи ресницы. Девочка открыла глаза. Ее сонное, словно фарфоровое, личико, выражало безмятежность.

Непривычная, живая тишина окутала окружающий мир. Юная демоница села, вслушиваясь в каждый шорох и дуновение ветра. Так звучала свобода: тихо, с легким убаюкивающим шелестением.