— Баба! Взять!! — Взвыл недоросток, и колобком прокатившись по поляне встав на кривые подрагивающие от возбуждения ножки взмахнул руками. — Кто первый! Тот награда! Первый с баба!

Кусты затрещали, на поляну начали вываливаться новые и новые уродцы. Первый, второй, десятый… За спиной запоздало взвыл и забился от ужаса Август. Сердце травницы замерев ухнуло в разлившееся где-то внизу живота ледяное озеро. Ноги будто превратились в кисель. Дыхание сбилось.

Их слишком много. Мне с ними не справиться. Даже заплетая силу через темные источники, не справиться.

Острая, словно бритва мысль резанула сжавшееся в судороге горло, и словно пойманная птица крыльями, тяжелым молотом прилившей к голове крови, застучала в висках.

Их слишком много.

Раздался хлюпающий звук и травница с удивлением воззрилась на выросший у нее на бедре нарост. Боли почему-то не было и ей потребовалось три удара сердца, чтобы осознать, что один из уродцев метнул в нее нож.

Я умру.

Словно подтверждая ее мысли где-то на краю сознания раздалось истошное ржание перепуганной лошади. Это было глупо, глупо — разделятся. Глупо оставаться здесь, зная, что в этих местах бродит чудища убивающие людей. Это все было ошибкой. Ее последней ошибкой. Но сейчас уже ничего не исправить.

Вдох и выдох, Майя. Ты проигрываешь не когда противников, или они сильней. Проблемы начинаются, когда ты забываешь, как дышать.

Обычно, приносящий лишь страдания и сердечную боль голос Стархедве звучал понимающе и ласково. Годами сдерживаемая плотина воспоминаний дала трещину, но принесла с собой не горечь потери, а спокойствие и тепло. Поляна с вываливающимися из кустарника новыми и новыми, медленно окружающими ее смешанными покачнулась и словно подернулась пеленой, в лицо ударил теплый, пахнущий весенними травами, его травами ветер, на вздрагивающие плечи опустились невидимые, но такие теплые, руки.

Аликхора. Вдох и выдох. По одному за раз. Ты справишься, любимая. А если нет, то мы увидимся на той стороне.

Бусины из разорванного пояса, тонким ручейком потекли в ладони.

— Аликхора… — Губы словно сами собой произнесли полузабытое слово. Воздух тонкой струйкой потек в легкие, распространился по телу волной тепла и вышел изо рта. А потом на поляне разверзся ад.

– -

Сначала Эддард это услышал. Тишина. В южных, соседствующих с великими степями провинциях, рассказывали, что раз в несколько лет со стороны пустынь приходит айтахар — разрушитель городов. Огромный смерч, столп ревущего воздуха, земли и пыли, огромный, иногда четверть лиги в поперечнике, что одним концом раскалывает само небо а другим вспахивает землю на десяток ладоней в глубь. Страшный великан, окруженный венцом из ветра, что с легкостью срывает мясо с костей, разбивает самые толстые каменные стены и выворачивает с корнем вековые деревья. Говорили, что перед его приходом мир окутывает странная тишина. Птицы, звери и насекомые чуют его приближение, спешат убраться с его пути, а те, кто не могут, прячутся в самые глубокие норы, замирают, будто неподвижность спасет их от алчных щупалец урагана. Рассказывали, что воздух перед бурей становится столь неподвижен и тяжел, что звук биения собственного сердца слышится громом.

Тишина навалилась на берег ручья прелой пуховой периной. Исчезло куда-то жужжание охотящихся на мошкару стрекоз, плеск выпрыгивающих из воды в погоне за прозрачнокрылыми хищницами рыбешек, ленивый шелест ветвей ежевики, и даже вода, казалось, обтекала камни совершенно не слышимо. Только сейчас, потеряв все это, Эддард осознал, сколько разных звуков окружало его до этого момента. Тишина давила, и мужчина почувствовал, как его сердце медленно сжимает стальной обруч страха. Пальцы ученого сжались на рукояти трости. Тихий шорох сухой кожи ладоней по полированному дереву прозвучал отдаленным рокотом катящейся с гор лавины. А потом он скорее почувствовал, чем услышал. Мерный, тяжкий, отдающийся через землю, накатывающийся волнами звук.

Шаги. Неторопливые. Уверенные. Шаги, от которых, по застывшим водам заводи расходятся круги еле заметных волн. И эти шаги неотвратимо приближались.

Ветви ивы и заросли ежевики качнулись и из кустарников вышло… Ученый моргнул. Существо было настолько огромным, что казалось, искривляло вокруг себя пространство, ломая перспективу, будто разум не мог поверить в существование подобного.

Двенадцать футов, не меньше. Настоящий гигант из сказок. Руки — стволы деревьев, ноги — башни замка вязнут в глинистом береге. Серо-стальная кожа натянута так, будто ее надели на слишком большой для нее скелет. Могучий, исчерченный гипертрофированно огромными мышцами торс, скудно прикрыт криво сшитыми, засаленными, забрызганными кровью и грязью, овечьими шкурами. Руки-лапы, способные легко обхватить ствол столетнего дуба свисают много ниже колен. Оканчивающиеся тупыми, обломанными пластинами мощных, явно приспособленных для рытья земли, когтей, пальцы, каждый не меньше предплечья крепкого мужчины. В правой лапе зажато нечто напоминающее ощетинившуюся по граням острыми камнями и осколками костей, дубину для игры в кету[3]. Если конечно бывают биты длинной в рост человека. Могучие, перевитые канатами жил плечи. Больше похожая на стенобитный таран шея. Неожиданно маленькая, голова. Круглое, лунобразное лицо недоразвитого ребенка, скощенный безвольный подбородок, нелепо торчащие лопухи ушей. Тонкие, будто ссохшиеся губы обнажают кривой частокол желтых лошадиных зубов. На месте носа, мокрая, исторгающая при каждом выдохе слизь, яма. Маленькие глазки смотрят с нескрываемой злобой. Тяжелый звериный запах прогорклого жира, прокисшей мочи и застарелого пота, ударил в ноздри удушающей волной. До чудовища было не меньше сорока шагов, но Абеляр почувствовал что задыхается. Сглотнув набежавшую слюну сам не понимающий когда он успел вскочить на ноги Эддард, до боли сжал руку на трости.

И мы выслеживали это? Сидели здесь и беспечно болтали пока оно…было в этом мире?!

Подхваченное волной паники сердце застучало где-то в горле. Взгляд зашарил по сторонам.

Здесь нет ничего, чем можно было бы навредить этому чудовищу. Просто нет.

Глаза твари сосредоточились на Эддарде и горянке. Морда твари пришла в движение, деформированные, будто каждую кость ее черепа разбили, а потом не дали правильно срастись, кости лица натянули маслянисто поблескивающую кожу. Пасть растянулась в злорадной ухмылке. Шкуры ниже перехватывающего их пояса, судя по виду, обрывка каната, разошлись в стороны и Абеляра чуть не стошнило.

— А я думала все-таки хвост. — С непонятным выражением произнесла дикарка, и распрямившись во весь рост, не скрываясь, быстрым шагом двинулась к чудищу. Перекинутая через плечи словно коромысло рогатина покачивалась в такт шагам. — Сиди на месте, книжник и не путайся под ногами! — Бросила она через плечо.

— С-стой. — Выдавил из себя Эддард, попытался было шагнуть вперед, но ноги ученого будто приросли к месту.

Боги, ну почему у меня нет лука…

Мысль показалась такой нелепой, что Абеляр невольно хихикнув. Повредить чудовищу стрелой казалось решительно невозможным.