— Во имя мира и дружбы. Пусть льется мед и кровь наших врагов. — Выдохнула она, и тоже сделав глоток, вернула сосуд хозяину. — Давно не виделись Бердеф…

— И не скажу что рад нашей встрече Ничья дочь. — На лице мужчины не дрогнул не один мускул.

— Значит мы друг с другом согласны. — Медленно кивнула горянка. — Видела недавно твои портреты в Ислеве. Южане дают за твою голову сотню марок.

— Сотня марок… Это очень много золота. — В глазах мужчины заплясали веселые искорки. — Достаточно, чтобы прокормить сразу несколько племен много лет. И достаточно, чтобы потерять голову. Как думаешь, если я принесу ее имперцам, они отдадут деньги моему народу?

— Вряд ли. — После некоторого раздумья покачала головой великанша.

— Жаль. — Искренне расстроился старик. — Это был бы хороший обмен.

— Что привело тебя сюда, большой шаман? — Прищурившись горянка уперев руки в бока, качнулась с носка на пятку, и взглянув на медленно скатывающееся с зенита, в сторону горных вершин солнце, покачала головой. — Как по мне, ты забрался далековато от дома.

Пикт безразлично пожав плечами, пикт пристроил бурдюк обратно на ремень и пошевелив пальцами словно пробуя ими ветер принялся ожесточенно скрести длинную, собранную в разделенную разноцветными шнурами косу, бороду.

— То же что и тебя, дочь гор. Наш с тобой дом, там, где мы можем разжечь свой костер. А ведет нас судьба. А еще стая тех, кто смешал кровь своих предков с темными. От тебя прямо таки смердит ладаном белого бога, девочка. И смертью. Ты теперь служишь этому южанину? Это он тебе подарил? — Тонкий жилистый палец ткнул в охватывающую шею великанши нитку бус.

— Не он. Не служу. — Медленно покачав головой, великанша заложила большие пальцы рук за пояс. — А что касается памяти и богов. Я решила, что сама могу выбирать свои пути. И того бога, что мне по нраву.

— Хм-м-м. — На мгновение нахмурившись старик окинул дикарку оценивающим взглядом и неожиданно звонко расхохотался. — В прошлую нашу встречу ты так не считала. Решила, что можешь быть капризной, да? Выбираешь себе богов, словно первая красавица в одале выбирает себе жениха?

— Ну… уродиной меня не назовешь. — Пожала плечами великанша. — Так что пока я могу выбирать перед кем раздвигать ноги.

— Хе… Молодость, молодость… — Покачав головой старик прикусил губу. — напомни, в прошлый раз ты дралась со мной или против меня?

— Против. — Пожала плечами горянка. — Ты хотел пройти через ущелье и устроить небольшую резню в долинах, а легат Гайманк был немного против.

— Точно. — Медленно кивнул старик. — Ты убила моего ученика.

— Я тогда много кого убила. — С виду безразлично бросила Сив.

— А за два года до этого Хальдар прислал тебя чтобы помочь нам с одним делом… — Приложив палец к подбородку старик покачал головой. — Как я припомню надо было провести войско через горные тропы. Но как-то так вышло что ты спустилась в долины и устроила там небольшую резню…

— Я стараюсь стать лучше… — Вновь пожала плечами горянка.

— Лучше? — Старик захохотал… Дочь бури с двусущной душой. Одно твое лицо — молодая женщина, слышащая шепоты, твердая и упрямая как горы, другое — смерть… Твоя тень выросла… Но от тебя несет костром и ладаном. — Тонкий, оканчивающийся желтым, обломанным ногтем палец снова ткнул в опутывающее шею дикарки ожерелье. — Думаешь это поможет?

— А есть другие способы? — С наигранным удивлением вскинула брови горянка.

— Видят духи предков я не знаю. — Покачал головой отсмеявшись старик. — Что же, девочка. Ты смогла меня удивить. Видимо я засиделся в лесах. Слишком засиделся. Эти слуги кровавого выскочки, притворяющегося богом… Они не могли не знать, не могли не проверить кто ты такая. И все же приняли тебя. Не отправили тебя на костер. Времена воистину меняются…

— Не оскорбляй моего бога, шаман и я не буду оскорблять твоих. Во имя пролитого нами меда. — Голосом дикарки можно было дробить камень.

— Айе… — По каменно спокойному лицу шамана разбежалась волна трещин-морщинок. — Меня устыдили. Второй раз за день. И кто? Живущая вне закона и южанская девчонка-соплячка. — На мгновение повернувшись к носилкам с лежащей на них травницей старик покачал головой. — Ты права Ничья дочь. Я сказал недостойно. Ты права. Каждый выбирает свою судьбу. И каждый пожинает ее плоды сам. А это кто? — Переведя неприятно колючий взгляд на стиснувшего рукоять трости Эддарда, пикт потянул воздух носом словно взявший след пес. — От тебя пахнет щедрым солнцем и сладкими плодами, теплым морем и каменными стенами. Немного лжи, немного глупости, много гордости и самомнения, кроха решимости… Ты прячешь свои зубы словно притворяющаяся ужом гадюка, но поверь, сделай ты сейчас какую-то глупость, они тебя не спасут… — Старик хитро прищурился. — Видимо сегодня великий день моей судьбы. Так много уроков… Ты боишься, южанин, но не питаешь ко мне ненависти… Неужели ты не слышал, кто я такой?

Эддард откашлялся.

— Я прибыл на север не так давно, господин. Но слышал. И знаю, что именем Бердефа пугают непослушных детей. Знаю, что однажды за тобой отправили полный легион тяжелой пехоты, с тремя магистрами магии. Не вернулся никто. А головы магов, замаринованные в меду, нашли у наместника в спальне. Говорят, ты любишь насаживать врагов на кол. Но… Думаю, если бы то, что я слышал, было правдой, я был бы уже мертв. Как и та женщина, что вы взяли в плен.

— Господин. Ха… — Пикт снова громко рассмеялся. — Меня еще никогда не называли господином. Вождем, отцом воинов — да, героем спасшим свой народ, голосом богов — бывало пару раз, убийцей и чудовищем — чаще, чем хожу поссать, а последние годы я это делаю по десять раз за ночь… Но господином никогда. Ты пролил мед на мое сердце южанин. Освежил его памятью старых побед. И знанием, какую память я оставил о себе империи. Но ты удивлен южанин. Почему мы ее не изнасиловали, почему не истыкали копьями, почему не пытали огнем, не посадили на кол, не вырезали ей на спине кровавый крест, а потом не пробили голову камнем? Ведь, вы южане, этого вы от нас ждете да? — Старик устало прикрыл глаза. — Она не пленница. Мы нашли ее без сознания, на поле боя. Мы перевязали ее раны. А связана она потому, что я не хочу, чтобы по незнанию она навредила себе. Оглянись вокруг, сын юга. Шаман взмахнул рукой и с глаз Эддарда будто бы спала пелена. Их стоянка… Потерявший все листья, почерневший, обугленный дуб, лежащий на боку в десятке шагов от места где они его оставили утром, перекошенный, скособоченный, изломанный фургон, на месте очага огромная, источающая жирный чад яма, сама поляна изрыта так будто по ней несколько раз прошел полк тяжелой кавалерии. Обломки досок, разбросанный хворост, разорванные тюки со скарбом. И тела. Обугленные, замороженные, разорванные, раздавленные. Не человеческие.