— Берн, можно я сделаю так?

— Как?

— Вот так, — сказал Юэн и, отодвинув назад один из фотоаппаратов, прижался к Берну боком, положив голову ему на плечо.

— Уже сделал.

— Мы так и не искупались ночью в озере... — с досадой выдохнул Юэн.

— Теперь, наверное, ждать только лета, — ответил Бернард и спустя паузу добавил: — Я подумал, раз мы пока вдвоём более-менее устроились, может быть, отложим переезд? Ты только обосновался на новом месте, я, вроде бы, научился правильно распределять нагрузку в бюро и в студии. Мы привыкли заезжать в гости к твоей матери и сестре. У нас есть время вот так выбираться вместе. К тому же, не знаю, заметил ты или нет, но на заднем крыльце начали проседать доски, а в бывшей комнате родителей, теперь нашей спальне, я бы сделал лёгкий ремонт и перестановку...

— Думаю, так даже лучше, — согласился Юэн. — Не будем спешить с переездом. Лично меня пока устраивает, как всё складывается.

Берни промолчал. Юэн прикрыл веки, чувствуя плечом и бедром исходящее от него тепло. Долгое время они сидели молча и почти без движения.

— Ю.

— Да? Я не заснул, — Юэн чуть приоткрыл глаза и, скользнув пальцами по ладони Берна, стиснул его руку. — Что такое?

— Да так, ничего, — спустя несколько секунд молчания ответил Бернард.

— Ладно, если ты не против, я посплю ещё минут десять, — сказал Юэн, устраиваясь на плече поудобнее. Бернард кивнул и сжал его ладонь.

Но не успело пройти даже десяти минут, как с неба начал накрапывать дождик. Прикрывая фотоаппараты куртками, они добежали до серо-белого корпуса, дверь в который оказалась закрыта. Тут-то и пригодились ключи, которыми Бернард набил карманы, хотя надежды, что замок откроется спустя столько времени, не было никакой. И тем не менее дверь отворилась, и они попали внутрь.

Этот корпус был очень светлым. Преимущественно из-за больших окон и белых стен. Удивительно, но он не производил ощущение стерильного больничного помещения. При входе висело во весь рост зеркало, в разбитых осколках которого отражались Бернард с Юэном, немного припорошенные нагрянувшим дождём.

Посреди главного холла стояла колонна с остановившимся часами. Циферблат запылился, но было заметно, что стрелки указывали на 5:25.

— Даже сломанные часы дважды в сутки показывают верное время, — горько усмехнувшись, озвучил всеми известное выражение Юэн.

Колонну с часами с двух сторон обрамляли лестницы, плавным полукругом ведущие к площадке с огромными окнами.

В этом корпусе практически не было тёмных закоулков. Серый свет заливал небольшие, но уютные комнаты для постояльцев. Оставшиеся на стенах картины давно выцвели. Почему-то здесь было теплее, чем в главном корпусе «Вайтбриджа», и Берну вроде как было чуть менее напряжно, хотя он продолжал подозрительно оглядываться и на вопросы Юэна бормотать что-то про шумы.

Двойные двери актового зала были раскрыты нараспашку, и из помещения веяло холодом. Когда они вошли внутрь, поняли, почему здесь гулял такой сильный сквозняк. На длинной стене напротив входа тянулось множество разбитых окон. На выцветших сидениях расположились пожухлые листья. Окна выходили к небольшому заросшему саду с засохшими деревьями.

На сцене, будто ожидая мэтра, стояло пианино. Юэн размял пальцы и в одно движение забрался к нему. Минут пять пришлось провозиться с заедшим клапом, но когда удалось его открыть, взгляду предстали чистенькие, чуть пожелтевшие от времени клавиши. Юэн провёл по ним пальцами.

— Думаю, этому пианино ещё хуже, чем тому, которое стоит в кабинете Чилтона, — сказал Бернард, с сомнением смотря в сторону находки.

— Наверняка, но я ведь не могу не попробовать, — сказал Юэн, крутившийся в поисках стула или чего-нибудь, на что можно было бы присесть.

Бернард смахнул листья с сиденья на первом ряду и занял место, согласно некупленному билету. Юэн нырнул за кулисы и обнаружил там стул, на вид достаточно крепкий. Он приставил его к пианино и уселся, выпрямив спину и прочистив горло.

— Ты хорошо умеешь играть на клавишных? — спросил единственный зритель.

— Отвратительно, но тебе уже некуда деваться, — сказал Юэн и, опустив пальцы на клавиши, услышал, как Бернард сделал несколько снимков.

Пианино исторгало такие грозные и удручающие звуки, которые не услышишь ни в одном, даже в самом жутком фильме ужасов. Некоторые клавиши опускались плавно, но отзывались тишиной. Для Юэна было удивительно, что пианино ещё не развалилось и вообще издавало какие-то звуки. Скорее всего, оно не подлежало восстановлению ещё до закрытия дома отдыха и использовалось преимущественно в качестве декорации. Поэтому никто не потрудился вывезти его, хотя, несомненно, экземпляр когда-то был неплохим. Может быть, даже за ним сидел сам Виктор Чилтон, некогда бывавший в «Вайтбридже».

—

Стру-уны твоей ду-уши...

Юэн затянул тоскливую песню, сочиняя банальнейшей слащавости текст прямо на ходу и специально фальшивя. Впервые он видел, что Берни был готов заткнуть руками уши, но сдерживался, только пальцы его до побелевших костяшек стискивали фотоаппарат.

Пианино издало особенно громкий и дикий звук, от которого задребезжали бы стёкла, если бы они уже не были разбиты. Это ознаменовало эпическое окончание песни, которую Юэн мысленно наименовал «Привет из загробного мира». Он опустил клап и вышел на середину сцены.