Чуть приподняв подбородок, Чилтон вновь устремил взгляд хищной птицы на Бернарда. У Грегора когда-то тоже проскальзывало нечто такое строгое в глазах. Бернарду даже вдруг стало интересно, с аналогичной ли сдержанностью и строгостью общается Виктор со своими сыновьями, но спросить о таких подробностях не решился. Виктор не ждал расплывчатых неоднозначных ответов. Формальная деликатность в его словах переплеталась с холодной прямолинейностью. Ему нужен был чёткий ответ: да или нет. Рабочие вопросы должны решаться быстро.

И Бернард сказал «да». Почему сказал «да», сам толком не понял, ведь не имел абсолютно никакого желания проводить похороны (а кто-то в здравом уме вообще захочет делать такое?). Но работа есть работа. Фотографировать на документы жителей городка ему тоже по-прежнему не доставляло удовольствия. А может быть, хромота Чилтона и осознание его смертности так влияло на Бернарда. Ему хотелось помочь этому человеку, пока он не ушёл так же неожиданно, как Грегор.

***

Бернард не знал, куда деть руки. Фотоаппаратов при себе у него не было. Вернее сказать, они остались в машине, припаркованной у бюро. Трости, как у Чилтона, тоже. Даже ни одного кольца на пальце, отвлечением на которое можно было бы погасить нервозность. Карманы пиджаков вообще не предназначены для того, чтобы совать в них руки. Слишком уж несолидно это выглядит. Поэтому Бернард, сцепив пальцы в замок перед собой, стоял как охранник в клубе, наблюдая за людьми — за присутствующими и только появляющимися в доме, где проводилась прощальная церемония.

Тревожность, отдающаяся лёгкой дрожью во всём теле, возникла у него в тот момент, когда он сел за руль похоронного автомобиля с гробом в салоне. Одно дело заполнять бумажки, видеть безликие цифры и похожие друг на друга имена и фамилии, за которыми прячутся абсолютно разные люди, с которыми ты не знаком, может, только видел пару раз. И совсем другое дело проводить чьи-то похороны. Бернарду и раньше пару раз приходилось по мелочи помогать Виктору, но сейчас всё иначе. Помимо того, что работа сама по себе специфическая, возрастал и градус ответственности за её выполнение. При общении с людьми в такой необыденной обстановке необходимо было держаться чуть отстранённо и холодно — такое напутствие дал сам Виктор.

«Сопереживание — это, несомненно, качество, в какой-то мере характеризующее сущность человека и показывающее его с благородной стороны. В нашей работе склонность к сопереживанию губительна. Однако полное выключение этой способности приведёт к равнодушию по отношению к близким. Поэтому, Бернард, оставь при себе лишь самую кроху сочувствия к умершему и его скорбящим родственникам. Больше — плохо для тебя. Меньше — плохо для тех, кто тебя окружает».

Виктор много чего ещё говорил, приводил цитаты философов, зачитывал выписки из трудов по психологии. Бернард впитывал новую информацию как губка, а вечером чувствовал себя поразительно спокойным и самоуверенным. Только когда хлопнул дверью катафалка и сжал подрагивающими пальцами руль, понял, что всё казалось куда проще только в теории. Появилась рассеянность: он едва не забыл закрыть дверь в бюро, на одном из светофоров проехал на красный, перепутал имена наёмных ребят, которые загружали в катафалк гроб... У Бернарда даже промелькнула мысль, что это далеко не последний раз, когда он, облачившись в строгий костюм, повезёт покойника в похоронном автомобиле.

Типовой дом, в котором некогда жил тот, чьё тело теперь лежало в гробу, мало чем отличался от дома-ловца-снов (Бернард только недавно осознал, что начал называть его так же, как Юэн), хоть и обставлен был совершенно иначе. Более яркие цвета в интерьере, ни одного ловца снов (откуда бы им тут взяться?), довольно уютно, хоть и многовато лишних вещей на полочках и комодах, вроде статуэток, побрякушек и другого бесполезного хлама, которым люди обычно окружают себя. Бернард не мог отвязаться от ощущения, будто вернулся в прошлое и находится на похоронах отца: люди в чёрной одежде подходят к гробу, утирают подступающие слёзы, находят часть смирения в объятиях друг друга, собравшись небольшими группками горько рассуждают о том, что продолжительная болезнь рано забрала мужчину, которому не исполнилось и шестидесяти. От запаха свежих цветов становилось тошно и кружилась голова. Бернарду приходилось иногда выходить на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно встречать прибывающих.

В самом проведении похорон, как и обещал Виктор, ничего сложного не оказалось, потому что последовательность была отработана годами. Чилтон написал краткую, но доходчивую инструкцию, и Бернарду только и надо было ей следовать: в такое-то время позвонить священнику, в такое-то позвать наёмных ребят, чтобы они вынесли гроб из дома вместе с цветами и венками и так далее.

В какой-то мере он действительно чувствовал себя охранником. Стражем, оберегающим ритуал прощения с усопшим. Виктор так же выдал ему небольшую аптечку, в основном с седативными препаратами, на случай, если кому-нибудь на похоронах станет плохо. Бернард даже не подозревал, что у Виктора такая имеется.

Когда Бернард увидел Марию Грант, он сначала удивился, но потом опомнился, ведь Мария присутствовала почти на всех похоронах в городе. Она же была вовсе не удивлена увидеть его вместо Чилтона. С тёплой дружелюбностью похлопав Бернарда по плечу, Мария сказала, что если будут возникать какие-либо трудности или вопросы, он может обращаться к ней. Это не очень помогло справиться с волнением и рассеянностью. Бернард не жалел, что согласился провести похороны, но желал, чтобы всё поскорее закончилось. Приходившие на прощание люди замечали его в новом профессиональном статусе, некоторые удивлялись, однако в большинстве случаев по вполне понятным причинам на Бернарда не обращали внимания.

«Интересно, как вёл себя Виктор на своих первых похоронах?»

Должно быть, совершенно иначе, ведь похоронный бизнес в его семье — дело наследственное. А значит, и к такому можно привыкнуть. Виктор никогда не вдавался в подробности собственной биографии, но как-то упоминал, что когда был ребёнком и жил в другой стране, его отец занимался похоронами. И его дед тоже. Солидный фамильный перстень навевал мысли на преемственность семейных традиций. Похоронный бизнес — сфера специфичная, однако бедным не оставит. И работа, как бы странно и цинично это ни звучало, всегда имеется. Что одним приносит скорбь, другим приносит заработок.