застенчивости через объектив заигрывал с Бернардом. Берн ему отвечал, подхватывал шуточки и искренне смеялся.

— Теперь можешь снять кофту?

Юэн ухмыльнулся и схватился за край чёрного лонгслива.

— А я всё ждал, когда ты попросишь об этом.

— Медленнее, — низко сказал Бернард, и Юэн застыл с задёрнутыми вверх

руками и оголённым прессом. — Раздевайся медленнее.

Юэн опустил края кофты и даже разгладил её ткань на животе и боках, будто

никакой быстрой первой попытки и не было.

— Знаю, ты не любишь раздеваться медленно, — улыбнулся Бернард.

— Да, потому что мне нравится, когда ты меня раздеваешь. Медленно. Быстро.

Неважно.

— Но сегодня ты сам. Я по ту сторону объектива, — ухмыльнулся Бернард и

демонстративно постучал пальцем по корпусу фотоаппарата.

— Я понял, — кивнул Юэн. — Раздевание как часть творческого процесса. Ты

хочешь это тоже зафиксировать в деталях.

— Догадливый, — улыбнулся Бернард и вскинул фотоаппарат. — Давай, поработай для меня.

Юэн дразняще показал ему кончик языка и оттянул ворот кофты, обнажая

ключицу и часть плеча.

— Так тоже неплохо, — одобрительно закивал Бернард. — Сопротивление и

лёгкое хулиганство характеризуют твою натуру.

— Что ещё её характеризует? — спросил Юэн и будто бы совершенно

незаинтересованно приподнял край кофты, касаясь живота кончиками пальцев.

— Игривость. Ненавязчивый, но вполне недвусмысленный эротизм.

Щелчки посыпались один за другим.

— Правда? — Юэн улыбнулся, не поднимая взгляда к фотоаппарату, однако

ужасно довольный, что его действия вызывают у Берна желание чаще нажимать

на кнопку спуска затвора.

Он мог бы и не говорить этого «правда?», но не хотел прерывать разговор.

Поболтать он любил. Пусть о какой-то ерунде. Пусть просто перекинуться с

Берном банальными фразами, пока они оба попутно были заняты другим. Иногда

разговор — всего лишь полупрозрачная вуаль. Она не может скрыть то, что

происходит, но здорово подпаляет фантазию.

Коснувшись языком верхней губы, Юэн задрал лонгслив почти до ключиц и

прошёлся пальцами свободной руки по прессу и до груди.

— Может, скажешь что-нибудь ещё? — спросил он тихо и низко. В словах

дрогнула хрипота. Не специально. Но очень вовремя. Бернарду она нравилась.

— Жаждешь комплиментов?

— Оче-ень, — протянул Юэн и, подцепив зубами ткань кофты, опустил руки к

ширинке джинс.

— Болтливость. Болтливость тебя характеризует.

Не выпуская кофту изо рта, Юэн запрокинул голову и глухо засмеялся в ткань.

— И заразительный смех.

— Угу.

— В хорошем смысле слова.

Снова щелчки. Юэн ловил эти звуки краем уха, так как вошёл во вкус и

неспешно раздеваться на камеру Бернарда ему понравилось. Он старался делать

это эстетично, при этом естественно. Как того и просил Берн.

Пальцы его расстегнули пуговицу на поясе, опустили «собачку» молнии и

потянули джинсы вниз. Медленно. По бёдрам и до колен. Только штаны. Пока

что. Боксеры в этот раз надел однотонные чёрные. Весёлые бананы и кактусы

решил продемонстрировать позже. Сегодня у них по плану эстетичная

фотосессия. Носки Юэн стянул одним жестом и отправил их куда-то на пол, потом, напевая под нос позитивный мотив только что придуманной мелодии, приступил к кофте. Вновь позаигрывал с Бернардом через объектив, улыбаясь и

поглаживая себя по стройным бокам, пока наконец не обнажил шрам. Коснулся

его и провёл пальцами от запястья до сгиба локтя. Таким большим он был. Таким

бесконечным. Дефект, который никогда не сотрётся. Событие, которое оставило

след не только на теле.

— Ю?

Среди хмурых и неоднозначных мыслей голос Бернарда было особенно приятно

услышать.

— Да?

— Всё нормально?

Юэн вновь провёл пальцами по шраму.

«Сейчас уже точно нормально, потому что ненормально было очень давно».

— Вполне.

Он посмотрел на Бернарда. Тот крепко сжимал фотоаппарат и выглядел

обеспокоенным, с погасшей улыбкой и внимательным взглядом.

— Не жалеешь, что мы это затеяли?