— И это тоже, — спокойно кивнула она. Я обиделся, но она продолжила: — Тебе не хватит силы. Я уже давно его практикую, я давно знакома с темными стихиями. Мне удается удерживать их. Но даже мне не хватает моей энергии, — еще один невеселый смешок. — Во мне недостаточно Тьмы для этого заклинания. Мне приходится брать ее у других, а это опасно для них. И я не смогу тебя обучить ему, потому как с его помощью я могу найти только оного человека — Степана, — горькая усмешка, кислый смешок, скривлённый рот. Глаза ее на мгновение гаснут, но тут же загораются снова. — Это его заклинание.

Она замолчала, отвернулась, резко ускорилась, а я не стал. У меня две сестры, мама и гувернантка, я точно знаю, когда женщине необходимо остаться одной на пару минут грусти. Не знаю, как вывести их из этого чувства, не знаю, как помочь, и надо ли помогать, но, когда не стоит лезть понимаю. Тем более, что и мне есть, о чем подумать.

Я ничего не понимал. Нет, каждое событие в отдельности, от ареста моего отца, по навету старшей семьи, до гибели девушки-кухарки я понимал. Отца арестовали потому что нас предала старшая семья. Агнешка погибла потому что кому-то мешала. До изнасилования или после, это уже иной вопрос. Мог ли это сделать Степа? Мог конечно! Что ему мешало, кроме самой Агнешки? А мешала ему та нежность, с которой он говорил о ней, когда разговаривал со мной. Он говорил о ней как о дочери. А вряд ли отец станет так поступать с дочерью. Хотя, если тьма в нем проснулась, и он окончательно сошел с ума. Я видел, что он умеет. Он маг. И я видел тьму в нем. Или не видел. Не помню, мне было слишком холодно.

В моей голове не складывалась полная картина происходящего, а разум был не в состоянии понять столько противоречивой информации. На мгновение мелькнула мысль, не вернуться ли в дом, как и предлагал Крестовский. А по лесам в поисках обезумевшего темного пусть Светлана Юрьевна скачет. Но мне нужны ответы. Я хочу знать кто такой Степа и почему он мог так поступить с Агнешкой. А кто она такая, и что за кошка, что заставила побледнеть мага и воина.

Нет, с отцом все понятно. Его арестовали по формальному поводу, созданному мной и поддержанному старшей семьей. Или иначе, они создали причину, я повод. А здесь, черт ногу сломит и то не черта не поймет.

Я остановился, вытер лицо ладонью, — хотел зачерпнуть снег, умыться, но внезапно почувствовал, что вновь промерзаю до костей. По жилам покатились острые, как ножи снежинки, в уголках глаз начал намерзать лед.

— Я вижу у тебя накопились вопросы, — не поворачиваясь, глядя куда-то в темноту леса сказала Светлана Юрьевна. Она замерла возле кривой березы и гладила ее. — Задавай, пока идем до места. Сколько успеешь, отвечу на все.

— Степан правда темный? — спросил я первое, что пришло на ум.

Оказалось, что да. Когда-то давно, Степан работал не то вместе с Данилиным, не то, в параллельных структурах, не то в одной, но не совсем вместе. Как бы то ни было, они были знакомы. Вот только Степана поразила тьма. Несколько лет он боролся, но проиграл, и тьма поглотила его полностью. Данилину приказали его убить, но Степа словно растворился в воздухе. Почти год искал его Данилин, но так и не сумел найти даже следов. А год с небольшим спустя к нему в дверь постучал тот Степа, которого мы знаем. Он не помнил ничего, не мог разговаривать и даже самостоятельно есть. Но в руке его была записка, написанная им самим. Что в ней было, Данилин не говорил, но привез его сюда. Никто не знает, как у Степы получилось отринуть тьму, освободить свое тело и сердце от нее. Жаль лишь, что вместе с разумом.

Однако разум к нему медленно, но возвращался. И чуть меньше года спустя, он превратился в того, кого я и узнал. Тьма жила в нем, и любой мало-мальски знакомый с основами маг мог ее распознать, но магов здесь нет, кроме тех, кто о Степе и так все знал. Однако, не смотря на тьму внутри, Степе удавалось как-то не выпускать ее наружу. Как, не мог сказать никто.

— До этого вечера удавалось, — Светлана Юрьевна вздрогнула, опустила голову, шмыгнула носом.

Я хотел сказать, что это не он, но промолчал. Хотел спросить, что их связывает, но не стал. Если бы она хотела, она сама бы все рассказала. Но Светлана Юрьевна больше не сказала о Степе не слова. О погибшей же девочке ей нечего было сказать. Агнещка была просто девочкой, работала на кухне полтора года, помогала Лизе. Ни родителей, ни родни, ни даже фамилии. Имя тоже странное, но она так назвалась, и никто не стал спорить.

Проверяли ли ее на тьму внутри? А сам то я как думаю с параноиком Крестовским под крышей. Конечно проверяли и ничего не нашли. Потом еще проверяли, и еще, и еще. Проверяли и внезапно, и тайком, и явно. Агнешка жила вместе со всеми слугами, из дома не отлучалась, работала честно.

Проще говоря девочка, как девочка, ни хорошая, ни плохая. Жила себе жила, а вот теперь мертва.

Я на мгновение задумался. Что-то ни Светлана Юрьевна, ни Петр Андреевич не особо-то переживают ее смерть. Пробирающаяся через снег рядом со мной женщина и вовсе говорит о юной покойнице, словно сводку биржевую читает. Я тоже не переживаю, но я ее не знал. Более того, я вообще не знал, что существует такая девочка. Единственное, что меня пугало, это то, как ее убили.

Я вспомнил руки Степы, лежащие на моей голове. Большие, горячие, сильные. Я вспомнил ту энергию, что шла от него. Нет, он не мог убить Агнешку. Точно не так жестоко.

— А что с кошкой? — спросил я, когда мы преодолели свалившееся на колючие кусты дерево и впереди показался просвет. Светлана Юрьевна вопроса не услышала. — С кошкой что? — громче спросил я. — Вы с Крестовским позеленели, когда я про кошку сказал.

— Тихо, — Светлана Юрьевна не глядя выставила руку назад и закрыла мне рот. Случайность? Не верю, она темный маг. — С кошкой потом, — прошептала она. — Я расскажу, обязательно, позже не сейчас. Тихо, Глеб, — ее пальцы впились в мои губы, но она так и не повернулась. — Он там, — она чуть пригнулась. — Точнее то, что от него осталось.