Шрифт:
— Я не хотела этого… но они… они внутри…
Голоса закричали ещё громче, ещё настойчивее, и крики эти стали острыми, как иглы, вонзающиеся в виски:
— Она наша… она откроет нас… ты не остановишь её…
Лена вновь сжала перстень в кулаке с такой силой, что кожа на её пальце треснула сильнее и кровь потекла по руке, капая на пол и испаряясь в зелёном свете. Коридоры ожили ещё больше: стены задрожали, плеть зашевелилась, заскользила по камню, как змеи, и слизь потекла быстрее, заливая пол, смешиваясь с чёрными и маслянистыми лужами. Тени выросли, стали длиннее, извивались, как черви в гнилом мясе, и глаза их, белые, горящие, смотрели на Василису, тянулись к ней и кричали:
— Ты видишь… ты знаешь… ты умрёшь…
Василиса упала на колени, не выпуская посох из руки, её дыхание превратилось в тяжёлый судорожный хрип. Она смотрела на Лену, на её руку, на перстень, и видела, как кожа девушки трескается дальше, как кровь течёт по запястью, как свет его становится ярче, ослепляет. Междумирье было тленом, чистым, бесконечным, с гниющими стенами, с костями, что ломались под ногами, с воздухом, что давил на грудь, словно могила, затягивающая тело. Здесь не было надежды, не было света — только распад, только крики, только голоса, что шептались, кричали, смеялись, тянули свои лапы к ней, к Лене, к Марине.
— Я не хотела… — повторила Лена, и голос её сорвался, прозвучав почти беззвучно. Она подняла взгляд, и её некогда голубые глаза стали мутными, как вода в заросшем пруду. — Но они… они сильнее…
Голоса заглушили её, закричали громче, и крики их были как волны, бьющиеся о скалы, разрывающие разум:
— Ты не остановишь нас… ты станешь нами… ты растворишься…
Марина шагнула ближе к Василисе, и её призрачное тело дрогнуло, стало тоньше, как дым, уносимый ветром. Она протянула свою дрожащую, прозрачную руку, а её слабый, надломленный голос шепнул:
— Они тянут меня… я не могу… держись за меня…
Василиса схватила за руку свою правнучку, но пальцы в который раз прошли сквозь неё, оставив только холодный след. В это же время Лена шагнула к центру площадки, к чёрной и бесконечной яме, свет перстня вспыхнул ярче и голоса закричали в унисон, громко, хрипло, с эхом, от которого стены задрожали:
— Ты наша… ты откроешь нас… ты не уйдёшь…
Лена упала на колени, сжала голову руками, и её громкий, надрывный крик смешался с криками голосов, растворился в них. Кожа на её руках трескалась, кровь текла по запястьям, капала на пол, и тени тянулись к ней, к Василисе, к Марине, кричали, смеялись, ждали.
Василиса поднялась, шатаясь, её взгляд застыл на Лене, на её теле, гниющем в этом месте, на её разуме, растворяющемся в криках. Междумирье было безысходностью — тленом, что разъедал всё, что дышало, что жило, что могло надеяться.
Глава 11: Сестра из тени
Междумирье дышало густым и липким тленом, словно гной, вытекающий из разорванной раны. Коридоры тянулись бесконечно, их чёрные, покрытые трещинами и слизью, стены сочились влагой, тяжёлой, с запахом ржавчины и гнили, что капала на пол, шипя, как кислота. Руны, вырезанные в камне, горели тусклым зелёным светом, пульсировали, и каждый их толчок отдавался в воздухе низким гулом, от которого звенело в ушах.
Василиса с посохом в руках стояла на круглой площадке и смотрела по сторонам. Дыхание её было тяжёлым, ноги дрожали, подгибаясь под весом мешка. Рядом с ней стояла Марина.
Лена же была в центре, у чёрной и бесконечной ямы, её фигура казалась тенью, гниющей в этом мраке. Перстень на пальце сиял красным светом, а по рукам текла тёмная кровь. Она капала на пол и шипела, испаряясь в зелёном свете. Девушка сжимала голову руками, и громко, надрывно кричала. Её крик смешивался с гулом потусторонних голосов, растворяясь в них:
— Я не хотела… они… они сильнее…
Голоса кричали, всё громче, всё настойчивее, и крики их были острыми, как иглы, вонзающиеся в виски:
— Ты наша… ты откроешь нас… ты не уйдёшь…
Рядом с Леной стояла её призрачная сестра.
— Лиза… — выдохнула Лена, и голос её сорвался, прозвучал почти беззвучно. — Ты… ты была там…
Василиса замерла. Лиза. Сестра. Близняшка. Она знала это имя — слышала его в видении, в шёпоте Марины, в криках голосов. И теперь она видела её — призрак, тень, девочку, убитую перстнем.
Лиза заговорила, тихо и мягко, словно ветер в поле, но голос её дрожал, ломался, как стекло под ударом:
— Это было давно… мы были детьми… я не хотела тебя бросить…
Видение затуманило разум Василисы. Она увидела их — двух девочек, одинаковых, с русыми волосами и голубыми глазами, в поле, заросшем бурьяном. Жаркое лето, запах травы и земли, и перстень — массивный, с красным камнем — лежал в пыли, блестя в лучах солнца. Лиза подняла его, радостно, как игрушку, надела на палец, и свет его вспыхнул ярко, ослепляюще - красным, как кровь.