Марина пробиралась вслед за Игорем и незнакомкой, выдерживая расстояние, чтобы её шаги тонули в шуме ветра. Ноги её вязли в холодной и скользкой грязи, которая безжалостно облепила кроссовки по самые щиколотки. Джинсы промокли и липли к коже, а кофта, пропитанная потом и сыростью, тянула плечи вниз, как груз. Сердце стучало в груди, громко, неровно, и каждый удар отдавался в ушах, заглушая шорох листвы. Она не понимала, зачем идёт сюда, в эту глушь, где даже днём никто не появлялся без нужды. Но остановиться не могла. Игорь уходил с белобрысой девкой! Мысль об этом жгла её изнутри, как угли, брошенные в сухую траву.

Они свернули налево, к погосту, и Марина замерла за деревом, прижавшись к шершавой коре. Её пальцы вцепились в ствол, оставляя грязные следы, а дыхание вырывалось короткими рывками, паром растворяясь в тумане. Она выглянула, щурясь в темноте. Луна спряталась за облаками, и свет её пробивался тонкими нитями, которые падали на землю пятнами, похожими на разлитую ртуть. Игорь и незнакомка остановились у свежей могилы, с ещё не осевшим холмиком земли, и крестом, криво воткнутым в грунт. Марина прищурилась, пытаясь разглядеть их лица, но тьма глотала детали, оставляя только силуэты.

Лена (как позже узнает Марина) стояла с прямой спиной, острой и холодной, как лезвие ножа. Её белая рубашка казалась пятном в темноте, а чёрные джинсы сливались с ночью, делая ноги почти невидимыми. Она откинула русую чёлку с глаз и повернулась к Игорю. Тот стоял рядом, чуть сгорбившись, и его плечи дрожали, но не от холода, а от чего-то другого, скрытого под кожей. Лена что-то тихо сказала и голос её, хоть и не долетел до Марины, резанул воздух, будто пенопласт по стеклу. Игорь кивнул, медленно, как марионетка, и опустился на колени перед могилой.

Марина сжала губы, чувствуя, как горло сдавливает тошнота. Она хотела крикнуть, броситься туда, но ноги её не слушались, приросли к земле, как корни старого дуба. Игорь начал копать прямо голыми руками, жадно, вгрызаясь в почву, словно зверь, почуявший добычу. Земля летела в стороны, чёрная, влажная, с комьями, падавшими с глухим звуком. Его пальцы пачкались, ногти ломались, но он не останавливался, и скоро из ямы показалась зелёная ткань с пятнами плесени. Марина моргнула, не веря глазам. Это была грязная старая рубаха. А под ней — тело.

В могиле лежал старик, смуглый, лысый, с кожей, сморщенной и потемневшей, как кора сгнившего дерева. Его руки раскинулись в стороны, будто он загорал на пляже, а рот приоткрылся и обнажил редкие зубы, жёлтые и кривые. Глаза, белёсые, мутные, как варёные яйца, смотрели в небо, в них не было жизни, только пустота и застывшее вечное ожидание. Игорь рывком выдернул покойника наружу и тело шлёпнулось на землю с влажным звуком, от которого у Марины свело желудок. Она прижала ладонь ко рту, сдерживая рвотный позыв, но запах — сладковатый, гнилостный, с ноткой сырости — уже пробился к ней и окутал словно дым.

Лена стояла рядом, скрестив руки, и смотрела на Игоря с холодным любопытством, как учёный на подопытного зверя. Она наклонилась, быстрыми, резкими движениями начертила на земле круг, оставляя в грязи знаки, похожие на когтистые лапы. Луна выглянула из-за облаков, и линии круга вдруг блеснули, словно на них падал не свет, а тень. Игорь, не глядя по сторонам, потянулся к мертвецу, схватил его за синевато-коричневую ногу, с отслаивающейся лоскутами кожей и поднёс к своему лицу. Марина ахнула, тихо, почти беззвучно, но звук застрял в горле, как кость.

Игорь начал есть. Его зубы вгрызлись в плоть, оторвав кусок большого пальца с сухим и резким хрустом, словно ломающийся сучок. Длинная вязкая слюна стекала с подбородка, капала на землю, смешивалась с грязью, а он причмокивал и обсасывал палец, словно это было куриное крыло из забегаловки. Глаза его, обычно живые, тёплые, были пустыми, остекленевшими, будто в них выключили свет. Он жевал, глотал, и каждый следующий звук, влажный и чавкающий, отдавался в ушах Марины, как удар молотка по вискам. Она попятилась, споткнулась о корень и рухнула на колени, вцепившись в холодную и скользкую траву.

— Нет… нет… — шептала она, но голос её дрожал, срывался, растворялся в шуме ветра. Это был не Игорь. Не её Игорь. Это было что-то другое, что-то, занявшее его тело, его руки, его рот. Она хотела закричать, но горло сжалось, и вместо крика вырвался только хрип.

Старик в зелёной рубахе шевельнулся. Сначала медленно, едва заметно, пальцы его дрогнули, как ветки на ветру, а потом в сторону качнулась голова. Бельма закатились и скосились на Лену. Брови, тонкие, седые, приподнялись, будто покойник удивился. Кончик языка коричневый, сморщенный, как высохший гриб, высунулся изо рта и лизнул губы, оставив влажный след. Марина замерла, чувствуя, как холод пробирает кости, как ноги становятся ватными. В голове была только одна мысль: он же не может двигаться, он же мёртв. Но... он смотрел.