Ванг старался ничем не выделяться. Будучи богачом от рождения, он доверил управление своим состоянием одному из родственников, который был, по его мнению, достаточно порядочным, чтобы присваивать лишь разумную долю его прибыли. Подобная честность удовлетворяла г-на Ванга, не помышлявшего о том, чтобы требовать от других исключительных достоинств. Ванг деликатно распоряжался своими значительными доходами; сам он жил просто, но не осуждал тех, кто любит роскошь. Он щедро одарял тех, кто обращался к нему за помощью, и даже тех, о чьей нужде узнавал сам. Китаец вел добропорядочный образ жизни, был чужд позерства и, главное, не клеймил распутников. Он женился на девушке из хорошей семьи, которая родила ему двух сыновей. У него также была сожительница: ее отец, бедный крестьянин, собирался выдать дочь замуж или продать, когда ее увидел Ванг. Доброхот подумал, что взять бедняжку в свой дом — благое дело, в полной мере соответствующее принципам китайского философа… и потом, девушка была хороша собой.

Господин Ванг неожиданно проявил интерес к Мунпа не потому, что этот обитатель высокогорных пастбищ, скитавшийся вдали от дома, с изрядно помраченным сознанием, о чем свидетельствовала странная пантомима на берегу реки, вызвал у него сочувствие. Китайцу была чужда сентиментальная жалость. Он творил добрые дела с неизменным невозмутимым спокойствием.

Ванг никогда никуда не ездил, но любил беседовать с чужестранцами, слушать их рассказы о правах соотечественников, описания местных пейзажей, селений, видов культуры, а также узнавать массу других подробностей. От этого тибетца, обитателя страны пастухов, вдобавок ламы, можно было почерпнуть интересные сведения. Этим объяснялось его предложение, адресованное дрокпа.

Жилище Ванга было обустроено на китайский манер, то бишь состояло из нескольких небольших особняков, разделенных дворами; вся усадьба была окружена садами, огороженными высокой стеной.

Мунпа не поселили с прислугой, а отвели ему отдельную комнату во дворе, где жили управляющий и счетовод. Дрокпа был польщен таким соседством. Что касается управляющего и счетовода, дабы не оскорблять их чувства собственного достоинства, Мунпа представили как ламу из Цинхая. Молодой человек в старой перепачканной одежде был неказист на вид. Тем не менее для ламы это было приемлемо.

В одном из изысканно отделанных и роскошно обставленных особнячков, окруженном отдельным садом, жила госпожа Ванг со своими горничными и двумя компаньонками. В домике поменьше расположилась сожительница с маленькой дочкой, ее единственным ребенком; это обстоятельство удручало бедняжку, подчеркивая ее неполноценность по сравнению с законной супругой, госпожой Ванг, матерью двух сыновей.

Наконец сам Ванг, уединившийся в самом большом из особняков, в глубине одного из садов, жил одни, как подобает истинному ученому. Его секретарь обосновался в одной из пристроек к дому хозяина, но у него были в том же дворе еще несколько комнат, где проживали его жена и маленькие дети. Все обитатели усадьбы г-на Ванга, от последнего из слуг до образованного секретаря, были семейными людьми. Морально-этический кодекс г-на Ванга вменял брак в обязанность всем, это правило не распространялось лишь на совсем молодых людей.

Этот кодекс также предписывал молодежи необходимость учиться. Сыновья Ванга, к которым, как положено, был приставлен воспитатель, жили в домике, расположенном в саду. Помимо обучения хозяйских сыновей, наставник проводил занятия для всех сыновей служащих и прислуги Ванга, прочем посещение этих занятий было обязательным. Учительница давала девочкам элементарные знания. Что касается дочери Ванга и его сожительницы, она брала у наставника индивидуальные уроки в том же домике, где жили ее сводные братья более старшего возраста, наперебой баловавшие малышку.

Мунпа не разрешалось посещать другие дома, совокупность которых составляла усадьбу китайца. Однако из бесед с управляющим и счетоводом ему удалось кое-что разузнать о здешнем житье-бытье и порядке дел. Благодаря этому он в полной мере оценил состояние и положение хозяина и недоумевал, для чего тот предложил ему у него поселиться.

Через несколько дней после прихода Мунпа секретарь Ванга навестил гостя и начал расспрашивать об образе жизни пастухов Цинхая. По мере того как тот отвечал, секретарь записывал его ответы. Эти беседы продолжались в течение нескольких недель, а затем управляющий принес Мунпа добротное новое платье из серого хлопка и заявил, что господин Ванг дарит ему эту одежду, а также, что он встретится с хозяином на следующий день.

В назначенный час гостя провели через ряд дворов и садов в жилище Ванга, который встретил его радушно.

— Вы сообщили моему секретарю очень интересные вещи, — сказал Ванг, прибегая к вежливому языку [82] . — А теперь, лама, я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о религии, которую вы исповедуете. В чем суть вашей веры?

Мунпа почувствовал себя очень неловко. Он верил во множество вещей, но его верования были обрывочными и разрозненными. У него никогда не было цельного последовательного мировоззрения.

— Я невежда, — признался дрокпа. — Разве я способен рассказать нечто такое, что могло бы заинтересовать такого ученого человека, как вы?

Ванг попробовал подступиться к вопросу иначе.

— Есть ли в Цинхае образованные ламы? Например, настоятель вашего монастыря?

Легкая улыбка и взмах рукой Мунпа исключили настоятеля гомпа в Ариге, к которому трапа формально принадлежат, из числа возможных претендентов.

— Не он, — ответил молодой человек, — но я был слугой одного святого гомчена, который был очень сведущим человеком.