— И я бы не выжил без любви и поддержки моих священников, — согласился Гарагаццо, накладывая на тарелку амотитских мидий с чесноком и принимаясь смачно их раскалывать. — Как сказано в Либри-Люминари, «без любви Амо мы что рыбы, задыхающиеся на берегу».

— В таком случае хвала фатам, что я не рыба. — Фурия скормила рабыне ложку бульона из мидий, потом съела немного сама, прежде чем уделить внимание священнику. — Быть может, причина в том, что мы разного пола. Вы мужчины, я женщина. Мы плаваем в разных водах. Доверие — порок, который женщина едва ли может себе позволить.

Я заметил, что Челия заинтересовалась словами Фурии. Вспомнил наши беседы на эту тему — как похоже звучали ее речи. Она хотела было заговорить, но тут калларино спросил Фурию:

— Вы думаете, наши воды столь различны, сиана?

— Синее ли небо? Желал ли Скуро Эростейю? Будем откровенны. Когда я сижу за этим столом, каждый присутствующий мужчина думает о том, что скрывается под моим корсетом, — заявила Фурия. — Не о том, сколько великих имен приложились щеками к моему сапогу. Не об отрядах, которыми я командую. Не о моих рабах. Не о принадлежащих мне нависоли. Лишь о моих бедрах и том, что между ними...

— Ничего не могу сказать на сей счет... — начал калларино.

— Най, вы лукавите. Вы разглядываете меня почти так же откровенно, как Силксу, а она может убить мужчину в мгновение ока. Это так — и всегда было так.

— Мужчины восхищаются женскими формами, — заметил Аган Хан. — Что в этом дурного?

— Чи. Восхищаются нашими формами. Мужчины сочиняют стихи о наших прекрасных губах — а потом ярятся, когда эти губы произносят слова.

— Сиа Лисана, — произнесла Челия.

Ее глаза пылали.

— Очень хорошо, девочка Балкоси. — Взгляд Фурии обратился ко мне. — А что обо всем этом думает маленький господин?

— Я... — Меня застали врасплох.

— О, Давико очень любит женские формы, — беззаботно сообщила Челия. — Все служанки болтают о том, как он подглядывает за ними, когда они моются.

Разговоры за столом умолкли. Я уставился на Челию, чувствуя, как багровею от стыда, но она лишь подмигнула мне, откровенно довольная. Я вспомнил, что о ней сказал Аган Хан: любит хаос. Пьеро говорил нечто подобное, но я не воспринял это всерьез, потому что тогда не был ее мишенью. Я чувствовал себя злым, преданным и смущенным.

Затянувшееся молчание прервал хохот Гарагаццо:

— Значит, подглядывает?

— Постоянно, — ответила Челия.

Глаза Фурии блестели. Отец прятал улыбку. Гарагаццо смеялся, и вместе с ним калларино. Я знал, что краснею: лицо было горячим и алым, абсолютное фаччиочьяро. Хотелось провалиться сквозь землю, но калларино пришел мне на помощь.

— Ай! И правильно! — Он стукнул кулаком по столу. — Едва ли этого следует стыдиться. Смотреть на красоту — естественное желание, в нем нет ничего постыдного. Если мужчина восхищается женскими формами, это комплимент.

— Даже в ее личной ванной комнате? — поинтересовалась Фурия.

— Кто из нас не играл в мальчика у замочной скважины?

— Только не я, — сказал генерал. — Девушки меня не интересуют.

— Лишь потому, что вы предпочитаете мальчиков, — возразил отец.

— Само собой! — кивнул Сивицца. — Молодой человек, в расцвете силы... Ай. Вот поистине великолепное и восхитительное создание! Они похожи на львов. Поджарые мускулы, в которых дремлет сила. Гривы густых волос. Длинные ресницы. Ай. Чудесно, что Арго создал нас такими. — Он покосился на Фурию. — Но разве это не доказывает, что, будь ты красивой девушкой или красивым юношей, для тебя всегда найдется пара жадных глаз?

— Най! — возразила Челия. — Это другое!

— Это просто жизнь, — не согласился с ней старый воин. — Мужской глаз ищет красоту, и женский тоже. У всех нас есть свои желания. Арго вылепил наши тела на своем гончарном круге, свет Амо обжег их, Трессия вдохнула в них жизнь, а Вирга вплела их в сеть всего живого. Все живые существа жаждут красоты. Это дар и радость, а не повод для презрения.

— Согласен, — откликнулся Гарагаццо. — Либри-Люминари говорит, что мы не должны презирать какую-либо часть нашего тела, но должны любить их все.

— С умеренностью, — уточнил Аган Хан.

— Конечно, с умеренностью, — раздраженно ответил Гарагаццо. — Безумие есть безумие, но жизненные чувства, которыми Амо наделил глину Арго, не следует презирать. Амо желал — и человек желает. Нет греха в том, чтобы любить красоту.

— А если красоте это не нравится?! — пылко спросила Челия.

— Ай. Умная девочка. Но этим вопросом вы поймали лишь ветер, пусть сами того не понимаете, — сказал Гарагаццо. — Это проблема красоты, а не женщин. Урок Эростейи заключается в том, что красота всегда была одновременно благословением и проклятием. Не важно, что у вас между ног. Если вы красивы, вас будут преследовать и желать, мужчина вы или женщина.