Я встал.

— Тихон, — сказал я, и в моём голосе снова появилась сталь. — Я знаю, в чём дело. Я забыл один очень важный ингредиент. Не для железа. Для грязи.

Он посмотрел на старика, и в его глазах снова появился огонь.

— Завтра мы идём на новую охоту. На этот раз — на белые камни.

План не провалился. Он просто усложнился. Я получил бесценный практический урок, который, в конечном счёте, только приблизил меня к цели.

Утро после моего грандиозного провала было холодным и трезвым. В кузнице стоял запах гари и разочарования. На полу, словно останки доисторического чудовища, лежали уродливые, пористые обломки моей неудачной плавки. Это было вещественное доказательство моего поражения, памятник моей инженерной самонадеянности.

Я сидел на скамье и держал в руках один из этих кусков. Первоначальный гнев и досада, которые душили меня ночью, прошли. Мой мозг, пережив стадию эмоционального срыва, переключился в привычный, единственно верный для него режим — режим анализа отказов. Я, как инженер на месте аварии, должен был провести «вскрытие» и установить причину катастрофы. Я крошил кусок шлака, изучал его стекловидную, грязную структуру, пытался понять, где именно мой безупречный теоретический план дал сбой.

Тихон, боясь ко мне подойти, наконец набрался смелости.

— Может, руда проклятая, господин? — с надеждой в голосе спросил он. Ему, как и любому человеку этого времени, хотелось найти простое, мистическое объяснение. Проклятие, сглаз, воля богов — всё что угодно, лишь бы не признавать более сложную и неприятную правду.

Я криво усмехнулся и покачал головой.

— Нет, Тихон. Проклята не руда, а моя самоуверенность. Я был слишком уверен в теории и забыл о практике. Подойди, я тебе кое-что покажу.

Старик подошёл. Я взял горсть чистого речного песка, который мы готовили для глиняного раствора, и горсть мелких камешков.

— Представь, — сказал я, высыпая их на плоский камень, — что эти камешки — это наше чистое железо, которое мы хотим получить. А этот песок — это вся грязь, все примеси, которые сидят в нашей болотной руде.

Я тщательно перемешал их.

— Вот что у нас сейчас внутри руды. Если мы просто нагреем эту смесь очень сильно, что получится? Она станет вязкой, липкой кашей, как густая карамель. Мы никогда не сможем выбрать из неё все камешки, они так и останутся вперемешку с песком. Так и у нас вчера получилось в горне.

Затем я взял другую горсть камешков.

— А теперь представь, что мы добавим в нашу смесь не просто жар, а… воду, — продолжал я свою наглядную лекцию. — Вода подхватит весь песок, превратит его в жидкую грязь, и мы легко сможем эту грязь слить. А на дне останутся наши чистые камни. Понимаешь? Нам нужна такая «вода» для нашего шлака. Вещество, которое сделает его жидким и текучим при высокой температуре, чтобы он легко отделился от железа. В моей науке это называется флюс.

В моей голове, как на странице старого университетского учебника, всплывали формулы и диаграммы. «Высокое содержание диоксида кремния и фосфатов в болотной руде. Это кислотные оксиды с высокой температурой плавления. Мне нужен основной флюс для реакции. Оксид кальция. А его самый доступный источник — это обычный известняк, карбонат кальция. Чёрт, это же основы основ! Металлургия, первый курс, вторая лекция! Как я мог забыть?! Я был так уверен в своём новом горне и угле, что решил, будто одной лишь высокой температуры хватит, чтобы решить все проблемы. Идиот».

Задача была ясна. Найти известняк.

— Тихон, — спросил я, вставая. — Есть ли в наших краях места, где добывают белый, мягкий камень? Или где скалы белого цвета?

Старик задумался, почёсывая свою седую бороду.

— Белый камень… — протянул он. — Есть старая каменоломня, в паре вёрст отсюда, на княжеских землях, но туда уж лет пятьдесят никто не ездит. Говорят, камень там для строительства негодный, слишком мягкий и от воды размокает. Белый, как снег. Старики его «бел-горюч камень» звали.

«Мягкий. Крошится. Белый. Это оно!» — решил я. То, что было бесполезно для строителей, для меня было настоящим сокровищем.

— Собирайся, — сказал я. — Берём мешки, молотки и зубило. Мы идём в геологическую экспедицию.

Путь к каменоломне был долгим и заросшим. Мы шли по старой, едва заметной лесной дороге. Видно было, что здесь давно никто не ездил. Через пару часов мы вышли к заброшенному карьеру. Это был неглубокий овраг, склоны которого поросли мхом и кустарником. Но местами, где почва осыпалась, виднелись белые, меловые пласты искомой породы.

Я подошёл к стене карьера. Камень был мягким, слоистым, его можно было ковырять ногтем. Но мне нужны были доказательства. Мне нужен был химический анализ. У меня не было лаборатории, но был инженерный ум и кое-какие ресурсы из этого мира.

Накануне, перед тем как лечь спать, я специально попросил Тихона принести мне из погреба немного самого крепкого уксуса, который остался ещё с запасов моей покойной матушки. Это была моя примитивная кислота.

Я отколол небольшой кусок белого камня. Положил его на большой валун. Затем достал из сумки маленькую склянку с уксусом и осторожно капнул несколько капель на поверхность.