— Как поступим, ваша светлость? — голос принадлежал офицеру.

— Я еще не решил. Совет знает, что они здесь. По-тихому убрать не получится. Но, если он действительно нашел труды Альбера, то, в любом случае придется принимать меры. Старик подстраховался. Для начала, я выслушаю эту чертовку. Оракул сказала, что она хочет женить парня на себе. Хороший ход, но сейчас преимущество на нашей стороне. Оставьте здесь дополнительную охрану. Этот человек очень опасен.

— Сообщить графу?

— Непременно. Я жду его здесь, как можно скорее.

Когда они ушли, я тихонько осмотрелся в здании и вернулся в камеру. Как сюда проникла моя бывшая горничная — осталось загадкой.

У пристани теперь стояло два корабля. Судно папаши Бремера не уступало размерами нашему, только выкрашено в белый цвет. Была в этом соседстве какая-то эстетика. А еще, мне показалось, что в переулке мелькнула пара черных плащей. Впрочем, это еще не показатель. Мало ли кто их носит? Однако, упоминание какого-то графа наводило на мысли о Фароне и его сыновьях.

Так… план здания мне теперь известен. Силы при мне. А значит, могу выбраться в любой подходящий момент. В конце коридора, в небольшом закутке есть лестница, ведущая на крышу. Очень удачно. Кроме моей, имеется еще три камеры, но они сейчас пустуют. Видимо это — тюрьма для магов. Что-то вроде временного изолятора или камеры предварительного заключения. Старший Бремер мне совсем не понравился. Анри столько рассказывал о нем, так восхищался. Может быть, это относилось только к мастерству отца, как ремесленника?

Я заглянул в корзинку в надежде, что там еще что-то осталось. Ан нет… Однако под донышком пустой бутылки что-то звякнуло. Порывшись, вытащил полотенце, устилавшее дно. Оно оказалось тяжелее чем следовало бы. В тряпице обнаружилось два предмета: кривая мелкозубая пилка и ключик. А еще клочок бумаги, на котором наскоро нарисован рыцарь и указано время. Ага… должно быть это часы смены караула. Ключ подошел к ошейнику, а пилка без особого труда справилась с заклепками на кандалах.

Ай да Тис! Похоже, что я действительно ей понравился. Обида как-то сразу поубавилась. Кандалы мне надели прям поверх сапог. Видать сильно торопились, пока в себя не пришел. Из-за них сапоги не снять, на ночь не раздеться. Днем в камере становилось жарко, а ночью — душно. Заклинание очищения здесь не работает, умыться негде. Так что, я стал заметно попахивать. Страшно подумать, что будет, когда сниму сапоги…

Потратив на вторую заклепку полчаса, я разогнул пальцами оковы и блаженно вздохнул. Но сапоги снять не решился. Сидеть на месте порядком наскучило. Я снова разогнул прутья решетки и спустился вниз. Где-то же служивые должны умываться? Тихонько заперев входную дверь, отыскал закуток, прикрытый шторкой. Там и бочка с водой нашлась и таз, и чистые портянки уложенные стопочкой. Освежившись и переобувшись, я устроил себе экскурсию. Заглянул в спальню, маленькую оружейную, немного порылся в чужих вещах… Оказывается, это бывает забавно, когда совсем нечем заняться. Потом поднялся на крышу. Она оказалась плоской, с высоким парапетом. А по центру стоял какой-то обелиск, испещренный символами. Определенно магическими. Может как раз эта штука блокирует магию?

Глянув вниз, обнаружил интересную деталь: вокруг моей тюрьмы, на мостовой, белыми камнями выложен рисунок, подозрительно напоминающий пентаграмму. Ну да, так и есть! Основательно у них тут все. Кстати и само имение Бремеров построено в центре подобного круга. С высоты птичьего полета это отлично видно. А дальше — поля, поля, поля… Красиво здесь, как ни крути. Заметив внизу тюремщика, я быстренько спустился по лестнице и вернулся в камеру.

— Эй, бедолага! — расшумелся он издали. — Ты представляешь, а спина-то прошла! На вот, жена тебе мяса с картошкой наварила. Еще горячая, только с огонька.

Он хотел просунуть пузатый котелок меж прутьев, но не тут-то было. Попытался подсунуть под решетку, но просвет слишком узкий.

— Ай-ай-ай! Вот досада! — расстроился он. — Как же это я? А ключей-то от решетки у меня и нет. Не с полу же тебе есть?

Отказаться от такого кушанья, да еще после прогулки, я ну никак не мог.

— Постой…

До него не сразу дошло, что случилось. Разогнув прутья руками, я принял котелок вместе с полотенцем и поставил на край шконки. Потом вернулся, забрал у него бутыль с молоком, хлеб, ложку, и выгнул прутья обратно.

— Спасибо!

— Ты… — он дважды моргнул. Глаза округлились. — Где твои кандалы? Где ошейник?!

— Слушай, ты не обижайся, но больно уж они неудобные.

Мужик медленно встал на колени, и, воздев руки, быстро запричитал:

— Не губи! Молю, если ты сбежишь, то меня накажут. Выдворят вместе с семьей из именья. Мы с женой старые, всю жизнь здесь служим, нам некуда податься! Господин наш справедлив, отдайся на его милость, добрый человек!

— Да ты чего? Уж больно ты добрый для надзирателя. Кто в здравом уме от таких харчей сбежит?