Шрифт:
— Ну, ничего, мы дождёмся его, — философски пожал плечами Нест нор Эльдихсен. — В конце концов, в нашем распоряжении целая вечность, не так ли?
И сразу после этого я рывком вернулся в реальность. Оглядев чуть засаленные обои, покрывающие стены очередной съемной квартирки, я протяжно вздохнул и сел на кровати. Никогда ещё не было столь сильным ощущение, что я в шкуре Александра Горюнова не только бесполезный, но ещё и чужой в родном мире. Что я никому здесь не нужен. Что нахожусь не на своём месте. Какие-то разборки с криминалитетом, мутные подработки, карточные долги, мимолётные интрижки… На что я трачу свою жизнь? Разве этим я должен заниматься, когда во мне нуждаются там?
Сразу всплыли в сознании рассуждения Плисовой: «Струсишь вернуться… и будешь корить себя всю оставшуюся жизнь». Зарычав в бессильной злобе, я швырнул ни в чём не повинную подушку на пол и встал. Расхаживая по комнате словно тигр, запертый в клетке, я бормотал под нос, убеждая самого себя:
— Сашок, ты забыл уже, чего тебе стоили пять лет в том проклятом мире? Снова захотел острых ощущений? Живи и радуйся, дурак! Куда тебя несёт?!
Но внушение не подействовало. Какая-то часть меня всё ещё рвалась назад. Туда, где человечество вело войну с алавийцами. Остальной разум этому жесточайше сопротивлялся. И такая борьба рвала душу столь нещадно, что периодами дыхание перехватывало. Надо бы попросить у психиатра внеочередной сеанс. Обычно после разговоров с ним мне становится легче…
Рассерженно пнув всю ту же подушку, я вышел на крохотную кухню и заварил себе кофе в турке. Густой и тяжелый аромат заполнил квартиру, соблазняя своим горьким букетом. И с кружкой тёмного напитка я облокотился на подоконник, разглядывая прохожих.
Люди, невзирая на ранний час, уже развили бурную деятельность. Хмурый дворник вовсю махал метлой, сметая в кучку листву и окурки. Другие только спешили на работу. Некоторые флегматично гуляли с хвостатыми четырёхлапыми товарищами и, кажется, никуда не торопились. По тропинке изредка проносились силуэты любителей утренних пробежек, а из подъездов лениво выползали школьники, таща на плечах неподъемные рюкзаки.
Вроде бы всё, как всегда. Но что-то неприятно царапнуло моё внимание, вынуждая насторожиться. Мне потребовалось около десяти секунд, чтобы эфемерное предчувствие оформилось в конкретное подозрение. Что это за люди там крутятся среди прохожих? Подходят ко многим, суют под нос какую-то бумагу, о чём-то выспрашивают.
Улучив момент, я сплёл проекцию «Орлиного взора» — это алавийское заклинание, воздействующее на плотность воздушных слоёв определённым образом. Оно буквально создаёт несколько линз, через которые можно преспокойно разглядывать далёкие предметы, как в подзорную трубу. И благодаря чарам я сумел рассмотреть, что именно изображено на листе, которым подозрительные личности размахивали направо и налево. Это была фотография. Моя фотография.
Мать твою! Да что за невезуха тотальная?! И после этого Ваэрис будет говорить, что не имеет отношения к моим проблемам?! Да ни за что не поверю!
Кружка с недопитым кофе со звоном отскочила от пола, расплёскивая содержимое, но не разбилась. А я уже стоял в прихожей, спешно натягивая на себя подвернувшуюся одежду. Выскочив в подъезд, я прислушался. Внизу явно кто-то был. До меня донёсся обрывок разговора:
— … этого? Да вроде видел… Он, кажется, у Куличёва на третьем этаже квартиру снял.
— Спасибо за информацию, проверим!
Блин, ну это точно про меня! Надо валить через крышу!
Неслышно переставляя ноги, как алавийцы учили своих лазутчиков, я заторопился вверх по лестнице. Но не издавать звуков — это только половина задачи. Ведь яркое утреннее солнышко, бьющее в стёкла прожектором, никуда не делось. Оно с головой выдавало меня, когда я проходил мимо окон. Моя тень всякий раз вытягивалась тёмным столбом и мелькала между лестничных пролётов, указывая на моё местоположение.
— Эй, там кто-то есть! — донеслось снизу. — Стоять, полиция!
«Ох, лучше б это были уголовники», — грустно подумал я, и сорвался с места уже не скрываясь. Позади меня грохотали каблуками несколько пар ног. Но до последнего этажа я добрался значительно раньше.
Запрыгнув словно дикий кот на металлическую лестницу, я толкнул люк, ведущий на крышу. Но он даже не шелохнулся, поскольку запирался на массивный навесной замок. А погоня всё приближалась… Конструкт «Праха» легко прогрыз стальные скобы, и густоватая ржавая кашица посыпалась мне в лицо. Ещё один удар. На сей раз преграда пала!
— Он здесь! На чердак лезет! — прокричал самый проворный из служителей закона, опередивший своих товарищей.
— Стой, Горюнов! Хуже будет! — заметалось по подъезду эхо ещё одного голоса.
Ну да, прям так я и послушался. Ищите дурака.
Ускользая от погони, я подсадил на крепления лестницы ещё один «Прах». Толстый металл начал стремительно гнить под воздействием конструкта. И когда первый полицейский попытался подняться наверх, лестница не выдержала и с оглушительным грохотом упала.