— Когда я там, то вижу свою цель. Я преследую её, принося ради этого жертвы. А здесь, — моя ладонь обвела кабинет психиатра, — я словно бы лишён смысла существования. Зачем я дышу, хожу, ем и сплю? Ради чего это всё? Ради ещё одного пустого дня, наполненного праздным бездельем или бестолковой суетой? Каждый мой шаг бесцельный. Каждый вздох напрасный. Всё вокруг меня будто покрыто серым налётом пыли. Люди, предметы и даже мои собственные чувства. Я честно пытаюсь раздуть в себе огонь, но никак не могу придумать — ради чего? А без него это не жизнь, а банальное обслуживание потребностей телесной оболочки.

Повисла тишина. В своём признании я был честен настолько, насколько это вообще возможно в заданных условиях. Кажется, нечто подобное я уже ощущал и в теле Ризанта нор Адамастро. Припоминаю, как многие аристократы вызывали у меня приступы тошноты своими мелочными проблемами. Их заботы давно мне стали казаться глупой мышиной вознёй. Им было важно разодеться к очередному рауту, перещеголять соперников, урвать побольше золота, снискать толику внимания от более сильного. Мне с самого первого дня в новом мире претил подобный подход. Именно поэтому я без энтузиазма отнёсся к словам Илисии о моём предстоящем дне рождении. Потому что уверен — на нём будет происходить всё то же самое.

Настоящая жизнь для меня начиналась лишь тогда, когда атакующие плетения разбивались об магические щиты! Когда я на пределе возможностей ужом крутился в гуще врагов! Когда ценой моей ошибки была смерть. Когда руки по самые плечи обагрялись кровью не только противников, но и верных товарищей. И сейчас меня это пугало. Становилось страшно, что рано или поздно, но и эти чувства утонут в невыразительной серой трясине, оставив меня наедине со всем, что я успел натворить.

— Хм-м… Александр, вы позволите задать вам очень личный вопрос? — нарушил затянувшееся молчание психиатр.

— Спрашивайте, — дёрнул я плечом.

— Вы были в плену?

— Как вы догадались? — удивился я.

— Понимаете ли, в психологии нет единого явления, которое бы обозначало тоску по войне. Она рассматривается, как совокупность симптомов. Депрессии, тревоги, адреналиновая ломка, навязчивые воспоминания, эндорфиновая зависимость и прочее. Вот сейчас вы обнажили одну из своих проблем — это ангедония. Иными словами, потеря способности испытывать удовольствие. К сожалению, часто она оказывается следствием иной проблемы, более глубокой и обширной. И имя ей — комплексное посттравматическое стрессовое расстройство. С ним сталкиваются многие, кто испытывал на себе длительное психологическое и физическое насилие. Как долго вы находились в плену?

— Где-то полгода…

— Ответьте, каковы были условия вашего содержания?

В памяти всплыли картины тёмных тоннелей, поросших мерцающей плесенью. Инкубаторий кьерров, наполненный хрипами, шорохами, булькающими звуками и тошнотворным смрадом. Видения нижнего гетто, в котором влачили жалкое существование пленники абиссалийцев. Изуродованные магией плоти твари, созданные из человеческих останков…

— Хуже не придумаешь, — честно признался я.

— Что ж, в таком случае, моя версия подтверждается. Поздравляю, Александр, сегодня мы с вами добились прогресса! Пусть и незначительного, ведь вы продолжаете запираться и рассказывать о себе в иносказательном ключе, оперируя понятиями вымышленного мира. Но это лучше, чем совсем ничего. На сегодня предлагаю закончить. Жду вас снова в четверг. Да, и вот ещё вам один совет…

Я почтительно замер, внимательно ловя каждое слово психиатра. После озвучивания его догадки, попавшей в десятку, во мне зародилась робкая надежда, что он знает, о чём говорит и действительно способен мне помочь.

— Постарайтесь наладить отношения с кем-нибудь на гражданке. Я часто слышу от ветеранов боевых действий о том, что им тут жизнь кажется ненастоящей. Дескать, только под обстрелами раскрывается человеческая душа. Только в братстве, скреплённом кровью, можно найти настоящую дружбу. Но поверьте, это всё ошибка восприятия…

— Только в братстве, скреплённом кровью… — тихо повторил я.

— Дослушайте, пожалуйста, Александр, — по-отечески мягко укорил меня психиатр. — Так вот, здесь живут такие же люди со своими достоинствами и недостатками. И чем быстрее вы это поймёте, тем проще пройдёт ваша адаптация. У вас есть друзья? Не из числа боевых товарищей.

— Скорее нет, чем да, — неохотно признался я.

И я не покривил душой. Ведь все мои старые приятели либо сидели по зонам, либо не пережили очередной авантюры, либо вовремя завязали, остепенились, завели семьи и избегали своего прошлого похлеще огня.

— Ц-ц-ц, это не очень хорошо, — поцокал врач. — Но, видимо, придётся ими обзаводиться. Пока можете попробовать наладить отношения с родителями. Я ведь правильно понял, что вы с ними давно не общаетесь?

— Да, всё так, — кивнул я, уже даже не удивляясь, по каким таким признакам он сделал столь точный вывод.

— Вот. Этот аспект нам тоже предстоит проработать. Буду честен, Александр, фронт деятельности у нас с вами очень обширный. Но, как любил говорить мой научный руководитель, царствие ему небесное: «Чем тяжелее кладь, тем прямее стать». Так что не нам бояться множества задач. В целом, я бы уже сейчас мог выписать рецепт на антидепрессанты, но пока не стану торопиться. Понаблюдаю за вашей динамикой и прогрессом без них. Всё-таки препараты подобного характера это не то, что можно назначать бездумно. Следите за своим состоянием, фиксируйте бессонницу и навязчивые мысли. Увидимся в четверг!