Раздала мальчишкам их порцайки и Вилена не обделила. И только после, листом зеленым придерживая клубень, принялась сама кушать.

Первый укус – горячевато, дуешь на нее, но все равно обжигает и язык, и губы. Мальчишки вон, торопыги, и те шипят. Но лопают. Дуют усердно.

Теплый, чуть сладковатый картофель во рту тает буквально, даже жевать не надобно. Хрустящая корочка текстуру такую интересную добавляет. Все равно угольки нет-нет, да в рот попадают, но так еще вкуснее.

Аромат печеной картошечки мешается с дымком от костра, и все это смешивается в сознании и на языке, пропитывая тебя ароматом лета. Пробуждает самые теплые, самые давние воспоминания.

Простая еда, да не во вкусе у ней дело…

Сама жмурюсь от удовольствия. А сопение со всех сторон и причмокивание довольное, вторит моему хорошему настроению.

Когда ж и с картошечкой, и всем остальным было покончено, на небе уже и первые звездочки приняли зажигаться. Небо здесь было ясное, чистое. Глубокая синева казалась невозможно чарующей.

Только вот Гасти, зевая, демонстративно завалился на бок, а Боди с Маликом уже и вовсе тихо посапывали, укрывшись на двоих одним плащом. Когда успели, я и не заметила!

Вроде только что байки травили и картошку лопали, а уже спать собрались прямо здесь!

– Им бы в постели, – сказала я, глядя на их усталые лица. – Завтра ведь снова вставать рано.

Вилен кивнул, отряхивая руки от пепла.

– Пора ехать, – сказал он, поднимаясь.

Я тоже встала, глядя на телегу, которая стояла чуть в стороне. Лошадь мирно жевала траву, изредка махая хвостом, чтобы отогнать комаров.

– Разбудим их? – спросила я, кивая на мальчишек.

– Пусть спят, – Вилен качнул головой. – Перенесу их в телегу.

Я хотела что-то возразить, но он уже склонился над Боди, аккуратно поднимая его на руки. Я услышала, как он что-то пробормотал во сне, но даже не проснулся. Вот бедолага. Умаялся же.

Вилен перенес его в телегу, осторожно уложив на охапку сена, что мы бросили утром. Потом вернулся за Гасти, но тот, гордый подросток, еще не до конца в сон провалился. Сам поднялся и в телегу поплелся. А вот Малика Вилен тоже на руках отнес.

– Вот, – он уложил мальчишку и поднял задний борт телеги. Вот и правильно, а то еще потеряем в дороге… – Теперь можем ехать.

Я подошла ближе, поправила на мальчишках плащи, чтобы им потеплее было. Днем то жара, а ночью от реки прохлада чуялась.

– Я костер затушу, – кинула Вилену. Он кивнул и за лошадкой направился.

Когда я закончила, он уж и сам на козлы взобрался. Я ему корзину подала, он ту в телегу закинул.

– Залезай, – а сам руку мне тянет, чтоб я рядом с ним уселась… А я может в самой телеге ехать собиралась?

Но я все ж взяла его руку, теплую, шерховатую… Сильную.

Сама ж старалась не смотреть ему в глаза, но все равно почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.

– Спасибо, – тихо вымолвила, усаживаясь на деревянной сидушке.

Вилен взялся за поводья, и лошадь медленно тронулась с места. Колеса телеги скрипнули, а я устроилась поудобнее, укрыв ноги плащом.

Дорога к таверне была не слишком длинной, но ночь уже вступила в свои права, и лес вокруг казался мрачным и загадочным. Только луна нам дорогу подсвечивала, да звездочки.

– Ты ведь тоже о том думаешь? – он спросил, а я сглотнула. Покосилась на него, но Вилен вперед, на дорогу глядел.

Вот ведь…

Я поняла, что сижу неестественно прямо и заставила себя хотя бы опустить плечи.

– О том, это о чем? – переспросила как бы между прочим.

Ага, будто бы сама не поняла. И щеки совсем не горят, ага. Хорошо, что сейчас досаточно темно, чтоб Вилен того не заметил.

Он молчал, только поводья жамкал. Лошадь вот фыркнула, словно над нами обоими посмеивалась.

Я с ней была согласна. Оба взрослые, а поговорить нормально не можем.

– Вилен? – я все же поглядела на него. Сидит, вперед смотрит.

– Неважно, – и головой мотнул.

Ай, ну и упертый!

Я нахмурилась… А что, если я не о том думаю? Вот как ляпну сейчас, а на деле окажется, что мне все показалось.

Но ведь… не показалось же? Он был ровно как я растерян. А потом едва ли не решился в поцелуе прикоснуться…

И как ни странно, отторжения тому я не ощущала. Дурная, правда?

– Вилен… – снова позвала я.

Он вздохнул, будто сдался.