— Все выйдите, — приказал тихо.

Хозяин кивнул, поклонился, исчез за дверью. Остались мы с Жасланом.

Я огляделся и отметил детали. До сих пор не понимаю, как у них древность с современностью соседствует.

Охотник помог мне одеться — бережно и аккуратно, стараясь не разбудить раны. Одеяние простолюдина, не принца — идеальная маскировка сейчас, ничто не должно выдавать статус.

Кивнул в благодарность и глянул в зеркало, висевшее тут. Такой себе видок у принца. Тело истощённое, рёбра выпирают под кожей. Плечи покрыты кровоподтёками, спина располосована плетью.

Мне дали какую-то бурду из трав выпить. Горькую, вязкую, с привкусом полыни и ещё чего-то незнакомого. Напиток обжёг горло, и желудок протестующе сжался. Еле заставил себя проглотить.

Откинулся на спинку стула, и дерево скрипнуло под весом. Тело словно залито свинцом, каждая мышца — отдельная вселенная боли. Но хуже физической боли — другое. Я всё слабее чувствовал нить, связывающую моё тело и душу.

Удерживаться внутри принца было сложно. Сознание норовило выскользнуть, уплыть, раствориться.

Уже рассматривал крайний вариант: «Что если не вернусь? Если останусь здесь, в чужом облике? Если связь с моим настоящим телом прервётся окончательно?»

Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Это самый плохой вариант. Точнее, один из негативных. Самый страшный — смерть и забвение, полное исчезновение личности. Нет, не допущу. Слишком много сделано, слишком много впереди. Ладно. Сначала нужно пережить ночь, закрепить победу, потом — домой.

— Павел? — спросил меня Жаслан, и я повернулся.

Имя, произнесённое на русском языке, прозвучало как выстрел в тишине кухни. Каждая буква — патрон, выпущенный точно в цель.

Сука! Оцепенение, секунда шока. Кровь отхлынула от лица, сердце пропустило удар, затем забилось с утроенной силой.

Монгол знает. Каким-то образом узнал, просчитал, догадался.

— Так я и думал, — продолжил охотник на русском.

Его русский — безупречный, без акцента. Точные интонации, правильные ударения, как у человека, годами говорившего на этом языке.

— Я… — начал.

Мозг лихорадочно искал ответ, оправдание, объяснение. Как выкрутиться? Что сказать? Какую легенду сплести?

— Не нужно! — оборвал меня монгол.

Жест рукой — резкий, решительный, лицо — предельно серьёзное. Складка между бровей, а глаза — тёмные, непроницаемые.

Взял нож на кухне и порезал им свою ладонь. Кровь — ярко-алая, свежая — потекла по смуглой коже. Капли падали на деревянный стол: одна, вторая, третья. Начертил круг и начал что-то произносить на своём языке. Древние слова, гортанные звуки, ритмичные, словно биение барабана. Магия? Ритуал? Заклинание?

Напрягся. Неужели он хочет выгнать меня из этого тела? Изгнать? Уничтожить?

Тут же появился паучкок — мой верный страж. Материализовался из воздуха, готовый защищать, нападать, убивать по первому приказу.

— Я, Жаслан, сын Гючюда, клянусь своей кровью, — заговорил мужик на русском, — душой, что отныне и до смерти буду служить Магинскому Павлу Александровичу.

Слова клятвы заполнили пространство. Каждое — как камень, положенный в основание нерушимого здания. Кровь на его ладони пульсировала, светилась тусклым красным светом.

— Клянусь, что он мой хозяин и господин, а его приказ для меня — всё. Ни я, ни моя душа никогда ничего не сделают ему плохого. Клянусь!

Голос — сильный, уверенный, без дрожи, без колебаний. Произносил слова так, словно всю жизнь готовился к этому моменту.

— Если не сдержу, то пусть моя душа растворится и не уйдёт на перерождение.

Последние слова клятвы — самые страшные. Величайшее наказание для верующего монгола, лишение шанса на перерождение. Вечное небытие, конец всего.

Кровь на ладони вспыхнула ярко-красным. На мгновение появился ослепительный свет, затем кровь впиталась в кожу, не оставив следа. Только шрам — тонкий, белёсый — свидетельство принесённой клятвы.

Поднял бровь. Чего?

Ошеломление, недоумение, ступор, ничего подобного не ожидал. Готовился к бою, к предательству, к попытке захвата, но не к… этому.

— Не смотрите на меня так! — сжал кулак монгол. — Наш хунтайжи заикается, а ваша речь, голос, номера, пусть и язык наш… Нет, наш принц не такой. Он воин, но не оратор.