При этом, в отличие от настоящих бехолдеров, которые такими родились и иной жизни не знают, я прекрасно помню, ЧТО потерял. А в отличие от нежити и конструктов, я по-прежнему имею живой мозг и гормоны, позволяющие испытывать в полной мере тоску по потерянному качеству жизни.

Я бы задействовал какой-нибудь артефакт смены расы, но во-первых, на складах, скорее всего, просто нету предметов, рассчитанных на бехолдеров. Мы очень репродуктивно изолированный вид — в нас почти никто не может превратиться, и мы почти ни в кого. Теоретически подобный артефакт может создать Ратнасамбхава — но он на это не пойдёт, потому что тут проклятое «во-вторых». Я всей гильдии, и даже администрации, нужен именно таким, какой я сейчас. Уникальность превращается из блага в проклятие. Хоть как умоляй — своего единственного Наблюдателя ни Момонга, ни ТачМи, ни Смит лишиться не захотят.

Размышляя о личных проблемах я, тем не менее, не прекращал заботиться о своей безопасности и текущих делах. Конечно, мой мозг не столь многозадачен, как у Пожирателя Мозгов, но тем не менее я могу разделить разум на два полностью независимых сознания и/или на десять потоков, все из которых осознаются одновременно, но каждый решает свою задачу — по одному потоку на каждый глаз.

В первую очередь, мне не хватает слуг и исполнителей. Я не принимал участия в создании неписи Назарика, поэтому у меня нет лично преданных миньонов. Конечно, любой из тысяч обитателей гробницы будет рад исполнить волю Высшего Существа, но только пока это не входит в противоречие с приказом его создателя или гильдмастера. Абсолютно неприемлемо.

Простейший способ получить личный отряд — использовать специфическую способность Наблюдателей, воплощение сновидений. Но созданные таким образом бехолдеры не будут по умолчанию лояльны мне. Их поведение нельзя программировать, они считают создателя своим кривым отражением и при первой возможности вступят с ним в схватку. Их можно запугать или очаровать, но то и другое не даёт надёжного управления.

Другой вариант — предметы призыва. Их на складе Назарика достаточно много, но реквизиция невосстановимого ресурса привлечёт ненужное внимание.

Поэтому самый рациональный и в то же время безопасный подход — выторговать соответствующие предметы у администрации. Жёлтому Будде ничего не стоит сотворить их почти в любом количестве.

Смит оказался не слишком хорошим торговцем — от администратора я ожидал даже большего. Всего-то полчаса ругани и весьма удобная цена была установлена — один уровень одного призывного существа за каждую минуту наблюдения по заказу агентов. С проверкой заклинанием обнаружения лжи, что я не буду затягивать работу намеренно, чтобы получить больше минут. Ха. Для существа с интеллектом и магической мощью бехолдера существует не менее пяти способов эту проверку обойти! Впрочем, я пока что не буду их применять. Пока мне вполне хватит честного исполнения условий обеими сторонами. Запросов у агентов оказалось много. Всего через сутки у меня в покоях уже стоял аквариум, в котором скромно плавал Эйб Сапиен — представитель расы, которая в изначальном D& D называлась аболетами, а у нас в ИГГДРАСИЛе была окрещена дагонами.

Даже те призывы, которые благодаря затратам реальных денег могут оставаться в игре неограниченно долго, всё равно имеют ряд недостатков по сравнению со сгенерированной неписью. В первую очередь, их характеристики нельзя распределять по своему вкусу — они имеют параметры усреднённого «представителя вида», плюс ряд рандомных вариаций. Далее, из-за отсутствия личного раздела (или доступа к нему) в этом мире у призывов нет собственной истории, памяти и характера. Они прекрасно осознают, что только что родились. Как побочный эффект, у них нет преклонения перед «Высшими Существами» и преданности Назарику — потому что это всё писалось в личный раздел вручную, из эстетических соображений. Призывы лояльны призывателю — но не более того. Мне, однако, это было лишь на руку… Точнее, на глазной стебелёк.

Эйб переживал своё рождение гораздо тяжелее, чем обычные призывы, потому что основной предмет гордости дагонов — их могучая генетическая память, тянущаяся едва ли не к началу времён. Эти рыбоосьминоги ставят себя едва ли не наравне с богами — пусть они уступают последним по силе, но знают действительно чудовищно много. Память же Эйба была пуста, не считая общих знаний, положенных любому призыву, таких как знание языка и наук на уровне школьного курса. Для его могучего интеллекта это было ужасно мало.

Я предложил ему собирать знания вместе и получил чрезвычайно лояльного, очень умного и безумно любопытного слугу. Псионическая мощь аболетов не уступает иллитидам, так что в случае надобности всегда было кому прикрыть мои мозги от вторжения слишком любопытных Пожирателей. В течение следующего дня я только и делал, что дрейфовал в воздухе перед стенкой аквариума, выбирая мысли, которые можно было дать прочитать рыбовидному «сыночку».

Факт нашего пришествия из другого мира пришлось ему раскрыть — я-то обладал достаточной ментальной дисциплиной, чтобы скрыть этот факт, даже когда он влезал мне в мозги. Но другие-то игроки таких навыков не имеют — так что пусть уж лучше он узнает правду от меня. Больше доверять будет.

После этого я впервые увидел, как трёхглазая шестиметровая рыбина смеётся.

Игроки очень редко призывают дагонов, разве что в морских или речных миссиях — потому что кому нужен боец, почти беспомощный на суше? Но мне требовался не боец, а интеллект, почти равный моему собственному, способный контролировать все остальные призывы — следя как за их лояльностью, так и за тем, чтобы они из лучших побуждений не наделали глупостей. Когда Эйб узнал, что ему предстоит возглавить отряд моих прислужников, он приосанился и заявил, что ни за что меня не разочарует и выполнит миссию в лучшем виде. Взамен он попросил только возможности периодически покидать Назарик в поисках информации. Так как убить дагона крайне сложно, я неохотно согласился. Однако предупредил, что ему придётся сильно постараться, чтобы найти во внешнем мире такие знания, которые не добываются гораздо быстрее и безопаснее моими дивинационными заклинаниями и скиллами.