— Налим, ты жить хочешь?

— Я… Э-э-э… — воришка растерялся на миг, глазами ища поддержки у Фродо. Но тот уже что-то понимал или делал вид, что понимает, поэтому усиленно отводил взгляд. Осознав, что остался в меньшинстве, Налим сдался, фыркнул как-то по-кошачьи и скорчил мину притворного раскаяния:

— Драть, да я же это не из корысти, Старшой. Я так, на сохранение взял, покуда ты с кралей своей это самое… Вот, возвращаю. Сохранил в целости и… — бедняга не договорил, закашлялся. Трудно говорить, когда кулаком в живот, по себе знаю. Да ещё если от души, да со знанием дела. Я подхватил выскользнувший из пальцев Налима Камень маны (крупный) и произнёс вкрадчиво, без всякой злости:

— Ещё раз украдёшь у меня — на собственных кишках повешу, уяснил?

— Да, Старшой. Спасибо. Но, как?..

— Глаза на затылке, — хмыкнул я, мысленно выписав Тени особую благодарность за бдительность. А затем, подумав, что мы всё же в ответе за тех, кого приручили, достал не глядя две куртки и двое штанов — без остального как-нибудь обойдутся — и бросил экипировку на землю. Для непонятливых добавил, уже уходя: — Переоденьтесь. Похожи на кикимор болотных, и воняете также.

— Слышишь, Налим, — послышался голос Фродо. — А за что ты Линчу спасибо сказал?

— Как за что? — прокряхтели в ответ. — Мог ведь и зашибить.

Далеко не ушёл, свернув в направлении знакомого голоса, чтобы вскоре стать свидетелем своеобразной полевой панихиды:

— Упокой душу раба твоего… — с неуместной развязностью провозглашал над телами Исайа, оптом и в розницу отпуская души павших в недавнем сражении людей. Несмотря на то, что размен вышел почти один к одному, лежащие рядком восемь трупов нисколько не радовали суетящихся рядом игроков. Это война, пришла на ум избитая до боли банальность, а на войне умирают. Не думаю, что кто-то здесь этого не понимал, но произнести нечто подобное вслух, значило нарваться на драку. Правду почему-то не любит никто.

— Пошел нахер от моего друга! Демос его вернёт, понял? Я сам понесу тело.

— Бог любит тебя. Благословляю на сию священную миссию… — Исайа проводил обозлённого игрока взглядом и, натянув на лицо свою фирменную улыбочку, направился в мою сторону.

— Зря ты так с мелкой. Нажил себе очередного врага. Но я всё равно рад тебя видеть, бро!

— Ты ничего не смыслишь в женщинах, Исайа. На самом деле она втюрилась в меня по уши. Вот увидишь, ещё бегать за мною начнёт.

— Бро, если ты сумеешь оседлать этот ураган, то я… — Тряхнув патлами, Исайа осклабился. — Я назову в твою честь первенца!

— Своего? — уточнил я. А потом резко передумал: — Нет, лучше не говори! А то придётся тебя убить, чтобы спасти ни в чём не повинного ребёнка от сомнительной участи.

— Как скажешь, бро. Как скажешь. Гляжу, пульсировать ты так и не научился?

— Изыди, нечисть! Не доводи до греха.

Спустя четверть часа разброд и шатание, наконец, завершились. Адам неожиданно проявил себя неплохим организатором и, получив в руки толику власти, быстро организовал выживших в походный порядок. Мертвецы отправились в мертвецкую сумку, раненые получили первую помощь, трофеи были собраны, отношения выяснены, конфликты улажены. Поредевшая, но гордая своей победой группа выступила в путь. И довольно скоро достигла окраин «резервного» лагеря.

Лес кончился. Продуваемая сквозняками равнина не могла удержать ни крупицы плодородного слоя. На голых камнях же не росло ничего кроме плешивого мха и белёсых пятен лишайника. К счастью, временный лагерь располагался не здесь. Лишённое всяческих укрытий, ровное, как могильная плита, и такое же холодное плато выступало лишь естественной преградой, должной отвратить кобольдов от немедленного нападения. Игроки же нашли свой приют в обширном пещерном комплексе, избороздившем своими ходами и галереями всю внешнюю стену Лакконы, словно червивое яблоко.

Край мира, подумал я, с затаённым трепетом, ища глазами то место, где монументальные своды «главной» пещеры встречаются с её же поверхностью. Непрерывный гул и свист гуляющих по каменным трубам ветров отчётливо давил на уши. Плохое место. Но в нём можно было укрыться, чтобы оправиться от поражения, отдохнуть и зализать раны.

— Лаккона IX не так велика, как может показаться, — Сунь, заложив руки за спину, стоял рядом, устремив взгляд в ту же сторону, что и я. Острый профиль китайца рисовал портрет мудреца-отшельника, спустившегося с гор, чтобы нести свою мудрость в мир. Сунь Укун был весьма скромного роста, но манера держаться делала его значительно выше. Выдержав паузу, он продолжал:

— По нашим расчётам диаметр локации не превышает три дюжины километров.

— Диаметр?

— Лаккона представляет собой круг, разделённый на сектора. Эдакая мишень для дартса. Это странно звучит, да и выглядит тоже, но это правда.

— Значит перед нами, можно сказать, внешний контур, — сообразил я, припомнив, что уже видел подобные этой «полосы отчуждения».

— Верно подмечено, Линч. Серые Земли. Внешний контур слоёного пирога.

— Такого же слоёного, как твои речи, Сунь. Мы с тобой не друзья. К чему этот акт альтруизма?