Отмахнувшись от помощи и стараясь не выказать боли, поднялся. Игроки — костяк из элиты, вместе с прибившимися к нам добровольцами, тенями скользили между деревьев, преследуя отступающих кобольдов. И то, что подобными этой волчьими ямами не был изрыт каждый метр на нашем пути — заслуга дерзости и решительности совершённой игроками вылазки. У каждого из них имелись свои причины рваться в бой, несмотря на усталость и раны. Сила, месть, жажда власти. Кто-то хотел помочь, кто-то защитить слабых или выслужиться перед Первожрецом. Другие просто ненавидели грязных ящериц или делали вид, прикрывая богоугодной ксенофобией свои шкурные интересы. Какой бы ни была подоплёка, все они исполняли мои приказы, и этого было достаточно.

Между тем, давать нам бой коротышки, похоже, не собирались. Лёгковесные, с отличным от человеческого строением нижних конечностей, кобольды не испытывали наших проблем с перемещением по мягкому грунту. Преимущество длинных ног было полностью нивелировано. Всё повторяется. Только теперь мы догоняем, а они убегают в полной уверенности, что ведут глупых людишек в ловушку. Но в одном кобольды ошибались: повторять подвиг спартанцев не входило в наши ближайшие планы. Подрезать десток-другой системного опыта — лишь попутное удовольствие в процессе достижения основной цели — вклиниться в кишащий тварями лес.

Хруст грибного компоста. Слабое ментальное эхо. Выскочивший из-за деревьев кобольд напоролся на меч быстрее, чем успел рассмотреть впереди себя опасность (4/140). Выгнутая полумесяцем кость, закреплённая на кривой рукояти на манер двулезвийного топора или даже клевца… Кирки? Чем бы оно ни являлось, оружие выпало из ослабевшей руки. Ничтожный противник, но само его появление кое-что означало. Готов поставить голову против карты-пустышки, что нас пропустили намеренно, чтобы теперь окружить и навалиться со всех сторон. Я имел в этом полную уверенность. Более того — я на это рассчитывал. О чём не преминул сообщить обнаруженному неподалёку британцу.

— Я расчищу вам место, — понятливо кивнул тот, взвалив на себя организацию обороны. А значит, нам тоже пора.

— Начинаем! — Фляга с накарябанной на пузатом боку римской двойкой прыгнула в руки Марико. Девчонка знала, что нужно делать, и сквозь сосредоточенное выражение её лица проглядывал детский восторг. Моя задача была идентична. Колпачок фляги за номером три скрипнул и повис на цепочке. В ноздри шибануло тяжёлым духом горючих нефтепродуктов. Павший от рук Ло'Криоша Заступник не успел восстановить материальную форму, но присутствовал рядом незримо, приглядывая за прикрывающим мою спину Навухом. На сто процентов я не доверял даже себе самому.

Судя по количеству отделяющих сегменты ствола перемычек и особым изгибам, это гигантское грибодерево разменяло свой третий десяток. Не встреть оно игроков, прожило бы ещё добрую дюжину лет, прежде чем рассыпаться в труху, освободив место для молодой поросли. Однако мы здесь, а значит, судьба грибного гиганта — отправиться к небу, став топливом для нашей победы.

Вязкая дурнопахнущая жижа смолистой массой текла по стволу. Руки расчерчивали полотно леса скупыми линиями жидкого пламени, которому ещё предстояло обрести своё истинное обличье. Вокруг то и дело раздавались звуки коротких стычек. Офицеры кобольдов, взволнованные нашими действиями, прощупывали редкое оцепление, бросая в бой всё больше зеленошкурого сброда. Облить. Провести. Двумя сторонами рваного купола мы с Марико сошлись приблизительно в центре. Предыдущий опыт применения этой адской бормотухи был учтён, и остатки напалма прочертили по земле тонкую перпендикулярную линию, навроде ручки очень широкого зонтика. То был своего рода фитиль.

По команде оцепление организованно отступило. Никто больше не делал секрета из наших планов. Недовольные и ненадёжные после битвы в ущелье отправились в лагерь вместе с ранеными. А тех, кто пошли вслед за нами, дважды просить не пришлось. Шутить с огнём дураков не было. И вот пропитанная горючкой тряпка вспыхнула и полетела, чадя черным дымом. Три десятка пар глаз заворожено провожали взглядом её короткий полёт.

Полыхнуло. Лицо защипало от мгновенного жара. Игроки непроизвольно попятились, язычки пламени плясали в широко раскрытых глазах. Стена огня взметнулась разом на несколько метров. Ещё выше полетели клубы дыма, закрыв собою небо в просветах деревьев. Сквозь защищавшую глаза мембрану я с благоговейным трепетом наблюдал, как огненный петух, пожрав оставленное угощение, рванул, расправив красные, оранжевые, синие крылья.

Навстречу мечущимся в панике кобольдам и дальше: разделяясь, расходясь в стороны, стремительно охватывая сухой наст, рыхлую древесину и оказавшихся на пути тварей. С оглушающим треском свечками вспыхивали грибные деревья. Огонь разрастался. Неистовый ветер гнал его к северу, туда, где располагались основные силы противника. Огненный петух, расправляя крылья, взмывал в небеса. Сердце заходилось в восторге…

— Там твой человек, — заметил я Адаму, стремясь перекричать яростный вой пламени. Одинокая фигурка, тонущая в клубах огня и дыма, продолжала сражаться с обезумевшими от страха кобольдами. Казалось, парень был обречён.

— Забудь о нём, — был мне ответ. — Уходим. Это Манул, он выберется! — И, сложив ладони рупором, Адам прокричал что было мочи: — Манул, можно!

Игрок будто только того и ждал. Спустя мгновение его тело начало претерпевать стремительные и, надо думать, чрезвычайно болезненные метаморфозы. Весь плечевой пояс буквально взорвался набухающей мышечной массой. Манул жутко закричал, срываясь на лающий хрип, припал на все четыре конечности и прыгнул, безрассудно врезаясь в разрозненные порядки кобольдов, сея ещё большее смятение и ужас. Для оборотня больше не существовало своих и чужих. К счастью, на той стороне хватало работы для когтей и зубов. Игроки ринулись бежать, уходя прочь от набирающего мощь лесного пожара. Наш путь лежал к югу, навстречу пряному коричному ветру, несущему огонь прямо на порядки противника.