А между тем маховик эскалации набирал обороты. Каждый, кто имел место за этим столом, понимал, что кобольды не уйдут, не сдадутся без боя, не бросят попыток уничтожить нас, присланных Системой для того, чтобы возродить их маленький мир. Что-то нарушилось в нём, не только в самом этом мире, но и в умах населяющих Лаккону существ, раз спасителей встречали с такой остервенелой агрессией.

Подлинные мотивы кобольдов всё ещё ускользали от моего понимания. Но какие-то обрывки их странных верований, навеянные не то Партизанской тактикой, не то Путеводителем по Лакконе, выплывали из памяти. Выплывали и складывались в безосновательное, почти интуитивное знание — для ящериц это джихад. Бессмысленное и беспощадное противостояние, в котором или победа, или смерть. Третьего не дано.

— Итак, друзья. Второго шанса у нас может не быть, поэтому пройдёмся ещё раз, — Сунь, оседлавший любимого конька, выглядел Наполеоном и, подробно разбирая свой план, чеканил каждое слово.

Пока игроки держали оборону у выходов на поверхность, изредка делая вылазки, чтобы не дать кобольдам закрепиться на нейтральной полосе, у нас перед носом тоже происходило своего рода сражение. Повинуясь воле узкоглазого полководца, круглые голыши в удручающем меньшинстве шли в атаку на своих четырёхугольных противников. Те трусливо скрывались в лесу из жёлто-зелёного мха и, по задумке, должны были простодушно купиться на хитрость, ударив навстречу. Тогда другая горстка желтобоких воинов, пробравшись в тыл увлёкшимся преследованием многоугольникам, разобьёт тех на голову.

То же самое, с допустимыми вариациями, как мыслил китаец, произойдёт и на другом фланге. А если, паче чаяния, злобные угольники выйдут из лесу в силах тяжких, кругло-овальные храбрецы, навалившись с трёх сторон, запросто повергнут неприятеля в бегство. Те побегут и… Впрочем, так далеко стратегический гений Суня пока не заглядывал. Да и почему «побегут»? Покатятся. Они же камни… М-да. Эти настольные игры были бы даже забавны, если б не понимание, что на месте лихо гарцующих камушков вскоре должны оказаться мы сами.

Ровно в эту секунду стрелки системного хронометра отмерили сутки с момента щедрого предложения Адама, о котором я, грешным делом, успел позабыть:

Внимание! Выбор не сделан! Предложение покровительства (Мамон) отозвано!

Внимание! Репутация с Мамоном понижена! Мамон вами недоволен! (-100)

Да уж, не больно то и хотелось его принимать. А недовольство своё он может засунуть в свою золочёную задницу! Вся эта божественная шайка-лейка с их подковёрной вознёй больше сковывала по рукам и ногам, чем приносила пользу. Вот и теперь приходилось играть свою роль, чтобы оставаться поближе к Гаспару, чью голову ждал от меня Неизвестный. Чего ожидали Мамон сотоварищи, можно было только догадываться, но уж слишком всё это смахивало на западню. Впрочем, у всего есть предел. И мой вынужденный конформизм — не исключение.

Строго говоря, в идеальных условиях план Суня был даже неплох. Инсценировать бегство малыми группами, уничтожить преследователей, вынудив основные силы к решительным действиям… Всё дело в том, что, казавшийся вполне рассудительным, он вдруг возомнил себя полководцем, напрочь забыв, что фамилия его не Македонский и не Суворов, а в подчинении у нас вовсе не испанская пехота. Кто даст гарантию, что в случае масштабного столкновения толпа новичков: вчерашних клерков, менеджеров и иже с ними, не разбежится кто куда, воспользовавшись сумятицей? Но все попытки спустить китайца с высот грядущей боевой славы обратно к жестокой реальности, разбивались о гранитную стену непонимания.

— О чём задумался, Линч? — жрец Теневира, самоустранившись от обсуждения военных вопросов, откровенно скучал. Мотнув головой, я выбросил из неё все несвоевременные мысли и произнёс в пику раздухарившимся диванным стратегам:

— А если нет? — Китаец недоумённо замолк и, нахмурившись, обжог меня взглядом. Проигнорировав безмолвное предупреждение, я развернул мысль: — Кобольды в массе своей примитивны, но среди них встречаются и достаточно разумные особи. Откуда уверенность, что ловушка сработает? К тому же у них есть то, чего нет у нас — готовность умереть за свой дом и своё племя.

— Говори, если есть что сказать, — мягкий голос Гаспара заполнил молчание. Готов спорить, он всё понимал, но по какой-то причине этого интригана устраивало происходящее. Американец, как обычно, вёл свою игру. Возможно, в случае поражения готовился обвинить во всём Суня, развалив его фракцию, а заодно наметившуюся коалицию.

— Вы прекрасно знаете, о чём речь, — отмахнулся я, не желая по десятому кругу излагать свои предложения тем, кто не готов слушать, а главное — слышать.

— Ты о…

— Именно о том, Адам! Я помню, что ты голосовал «за», как и Рич. Но остальные, кажется, всё ещё путают реальность и грёзы.

— Ксеносы должны умереть! — Лазарь был, как обычно, непримирим и столь же несдержан. — Я не отрекаюсь от своих слов, но то, что предлагаешь ты — подло. И у этой подлости может быть слишком высокая цена.

— Плохих эпитетов к слову «победа» не существует, — равнодушно парировал я.

— Говори за себя, безбожник!

— Реализация настолько… деструктивного замысла чревата непредсказуемыми последствиями, — вклинился Сунь, уязвлённый недоверием его военным талантам. Но если они с Адамом рассчитывали, что, протащив меня на Совет, заимеют ручную собачку, то горько ошиблись.