Сунь убедился, что рядом нет посторонних, и, тяжело вздохнув, принялся растирать виски. Прикосновение холодной кожи и ритмичные круговые движения пальцев ненадолго уняли головную боль, ставшую вечным спутником жреца Дэйты с тех пор, как Артефакт принял его. Меньше всего заметно то, что маячит на самом виду, поэтому для всех остальных это был просто «навык, позволяющий принимать правильные решения». О том же, что Маска Ткача не была уничтожена, знал лишь один живой человек — он сам. Госпожа, разумеется, знала тоже. В конце концов, это её подарок. Но человек… Дэйта была кем угодно, только не человеком. И как же порою хотелось открыться, чтобы хоть с кем-то разделить это тяжкое бремя.

Впрочем, он давно вышел из того возраста, когда чувства могли бы возобладать над разумом. Эмоции — это пелена, которая заслоняет суть. А суть была в том, что Линч — жестокий, беспринципный, но по-своему харизматичный и совершенно точно не глупый человек, являлся чёрным пятном на Ткани Реальности. Таким же, как Лазарь и в меньшей степени Гаспар. Госпожа предупреждала насчёт последних двоих. Апокрифы защищают носителей от «пристальных взглядов». Но неужели и Линч? Когда Адам под внешне благовидным предлогом предложил продавить расширение Совета, жрец Дэйты пошёл на этот шаг. Однако теперь отчасти жалел о том, что позволил британцу себя уговорить.

Чёрные пятна Апокрифов вводили элемент хаоса, вечной неопределённости в уравнение реальности. В этом и крылась угроза. Ведь, прорицая желаемый исход, Сунь помимо собственной воли вплетал его в Ткань Бытия. Вплетал нитью своей души, оставляя рубец, по которому, будто по тропинке между бесконечности параллельных исходов, обязан был пройти до конца. А иначе Нить Ариадны порвётся, Ткань Реальности разгладится, а часть его души бесследно исчезнет, растворённая в энтропии пространства и времени. Сунь не врал, говоря другим лидерам, что его навык помогает принимать правильные решения. Но знали бы они, какой ценой… Нет. Сунь замер, охватив беглым взглядом несколько десятков тысяч вероятностей. И, поморщившись от стрельнувшей в виски боли, покачал головой. Знать этого им точно не стоило.

— 38 часов, 2:00

Тихо хрустнула зелёная чешуя. Хрустнула и сломалась, окрасившись кровью. Кобольд заверещал, задрыгал конечностями, не понимая, что уже обречён. Придавив недобитую тварь сапогом, я обхватил навершие рукояти левой рукой и усилил нажим, проталкивая лезвие меча сквозь агонизирующие потроха. Секунда — и очередной хитрован, вздумавший притвориться мёртвым, умер по-настоящему (118/120). Трудно обмануть того, кто слышит эхо живого разума. Перешагнув обмякшее тело, я двинулся дальше, стараясь не задумываться, что там такое мягкое и скользкое хлюпает под ногами. Мясницкий труд не доставлял мне особого удовольствия, но если кровь — плата за силу, я готов был искупаться в ней целиком.

Мимо, пряча глаза, пробежал Неясыть — подающий надежды новичок из группы «Молот», оправдавшей своё название лишь постольку-поскольку. Парень и впрямь обладает некоторым сходством с совиным племенем, равнодушно подметил я. Позади раздались звуки, неизбежно сопровождающие процесс извлечения камней маны из ещё тёплого тела. Да, засадный полк явился как нельзя кстати, без преувеличения вытащив наши задницы из передряги. Вместе с успевшим прибыть подкреплением Адам привел почти восемь десятков игроков. А учитывая общую слабость и отсталость аборигенов, соотношение сил один к одному стало разгромным.

Радость победы, однако же, омрачалась скромностью её результатов. Преследовавшие наш отряд кобольды, став свидетелями разгрома своих менее удачливых соплеменников, без раздумий сделали ноги в направлении леса. Гнаться за ними было некому и некогда, так что пришлось удовлетвориться теми, что бросил на нас Ло'Криош. Твари продолжали сражаться, покуда дверг не упал, и только тогда вспомнили о собственных жизнях. Этого времени беглецам хватило, чтобы достигнуть опушки.

Меч проткнул очередное зелёное тело, но ничего не произошло. Тела здесь лежали вповалку, немудрено было ошибиться. Значит, соседний, подумал я, прислушиваясь к слабым эманациям разума, чей источник всё ещё находился где-то в непосредственной близости. Эхо разума кобольдов отличалось от человеческого, поэтому копошащиеся на поле боя игроки не слишком мешали. Саданув по морде попытавшегося укусить меня зеленошкурого, я завершил начатое получением 7-го уровня и всего причитающегося мне в этой связи. Теперь пора бы и честь знать. Если и остались здесь недобитки, искать их будет пустой тратой времени. Трофейная команда прекрасно справлялась с этой задачей и без меня, отбирающего часть их негласной добычи. Впрочем, сказать мне об этом в лицо желающих не нашлось.

Навуходоносор, слегка осунувшийся, со следами размазанной по лицу грязи, сосредоточенно резал портянки, распуская их на узкие длинные тряпицы. Там же, в защищённой от ветра пещерке, отыскались и остальные интересующие меня лица. Марико, высунув язычок от избытка старания, перевязывала Налима, умудрившегося лишиться в бою левого уха. С лицом безутешного страдальца пройдоха стойко переносил ухаживания, хотя от количества повязок его голова уже напоминала капустный кочан. Выглядел он бледно, однако на умирающего не походил.

— Какой ты горячий! — ладошка Марико накрыла блестящий от испарины лоб Налима.

— И это ты меня ещё всего не видела, — схохмил тот, продолжая кривиться от боли. Казалось, оптимизм этого человека настолько неистребим, что способен пережить даже его самого.

— Да кому ты нужен, герой, — снисходительно прыснула девушка. — У тебя лоб прям сильно горячий. Тебе как вообще?

— Драть ты сама-то как думаешь?! Мне ухо откусили, алё!

— Повезло, что только ухо. Я вообще не знаю, кем надо быть, чтобы променять нормальное оружие на вот это вот твоё недоразумение. Да ещё и прицепить к нему чью-то косу!