— Я думаю, они наслышаны о том дебиле, Гуй Дуне, — улыбнулся я. — Он полностью провалил сбор и подготовку ополчения, оборонительные линии у него построены хреново, что видно невооружённым глазом, даже издалека. Достойного сопротивления эти жалкие крохи, на бумаге называемые ополчением, оказать не смогут, поэтому это даже логично, что они ударят именно с юга.

Остальные направления содержатся в относительном порядке — кое-где военные коменданты справились и наладили что-то похожее на оборону, а где-то местность изначально неудобная для штурма, так как там есть старые крепости.

Да, в городе есть почти десяток крепостей, из которых только три содержатся в образцовом порядке, а остальные представляли собой нечто заброшенное. Но даже заброшенные крепости — это всё ещё крепости.

Как мне сказал Яньсун, это бывшие уездные столицы, поглощённые разрастающимся Юнцзином — там заседали хоу, правившие небольшими наделами вокруг столицы. Их изначальное предназначение было в защите Юнцзина в случае мятежей, но потом город разросся настолько, что эти крепости утратили своё значение практически полностью. Смысл сохранился только в трёх из них — они стоят, как раз, вокруг имперского квартала, формируя этакий внешний треугольник.

На юге тоже были крепости, две штуки, но их срыли лет пятьсот назад, а материалы были пущены на строительство жилья, храмов и прочих более полезных сооружений.

Ну и совпало, что южная военная комендатура досталась клиническому долбоёбу и трусу, который, когда враг начал концентрацию сил на юге, съебался в неизвестном направлении, не забыв прихватить комендантскую казну.

— Нам нужно лишь дождаться, когда противник возьмёт юг, — произнёс я. — А затем встречать его на наших укреплениях.

Так далеко фрики ещё не заходили — они не очень хорошо представляют себе, что именно мы тут построили. Нет, я даже не сомневаюсь, что разведчики фриков, перемещающиеся по канализации, видели какие-то фрагменты нашей обороны, но общую картину они увидеть не могли. А это ведь самое главное — наша с Маркусом система обороны работает именно в масштабе.

— Дивизию в максимальную боевую готовность, — приказал я. — Снабдить всех новыми защитными масками, вооружить тройным боекомплектом и сытно накормить.

Лучше, конечно, не кормить солдат перед боем, но для нас это не особо актуально, потому что фрики делают заразные пули — в каждом свинцовом шарике есть глубокое отверстие, в которое они набивают гной или заражённое мясо. И даже если солдат переживёт попадание, выжить у него шансов не будет — мор сделает своё дело…

Ещё у некоторых мудаков, которые слишком мудаки даже для фриков, обнаруживали надрезанные свинцовые пули. Ввиду того, что это свинцовые шарики, надрезы на них ухудшают и без того хреновую кучность, но если такая пуля попадёт в тело, то там точно смерть, без всяких кусков заразы — я вижу за этим действие какого-то юся, знакомого с понятием «экспансивная пуля».

— Может, поддержим южных ополченцев? — спросил ванчжан Цзян Линдун, командующий 1-м полком морской пехоты.

Всего в 1-й дивизии четыре полка и в каждом из них, по штату, по десять тысяч ополченцев. Сейчас полки укомплектованы, в среднем, на 70–80% — бои идут, ополченцы гибнут, а замены им нет…

Значительная часть ополченцев стреляет обычными шаровыми пулями, но весь 1-й полк укомплектован пулями Несслера, поэтому считается элитным — основная масса батальонов 1-го полка рассредоточена по критическим направлениям, но пять батальонов находятся в оперативном резерве генерала Смита.

— Зачем? — спросил я. — В обороне они нам почти никак не помогут, но зато могут нанести какой-то ущерб врагу, пока будут умирать.

— Виталик, можно на пару слов? — попросил Маркус.

Отхожу с ним подальше от стола.

— Ты такие вещи не говори, бро, — попросил он. — Это деморализует прямо пиздец.

— Мне уже похуй, — признался я. — Те ополченцы, как ни крути, уже мертвы. Принять мы их не можем, потому что среди них точно есть внедрённые фриками диверсанты, а в обороне они, как я и сказал, почти бесполезны.

— Я не спорю с этим, — поморщился Маркус. — Но солдатам такое говорить нельзя — они же на смерть идут. Понимаешь? Прояви, блядь, хоть иллюзию человечности.

— Чтобы что? — спросил я.

— Надо тебе отдохнуть, бро, — покачал головой Маркус. — Всё это очень плохо на тебя влияет.

Вспомнились события на мясном рынке…

Меня до сих пор осуждают — вижу это во взглядах людей. Им не объяснишь. Точнее, объяснишь, но не поймут или поймут неправильно. И нахуя тогда хоть кому-то что-то объяснять? Правильно, ни нахуя.