— Поток требует боли. Если я хочу стать мастером, надо терпеть, — цедил ученик.

Потом закричал снова, и я непроизвольно сделал шаг вперёд, желая вмешаться и как-то ослабить тренажер. Но Демид мгновенно остановил меня, крепко схватив за плечо.

— Не вздумай, — прошептал он. — Здесь каждый сам должен пройти испытание. Если поможешь, то сделаешь только хуже.

Ученик снова вскрикнул и резко обмяк, потеряв сознание. Тренажер прекратил натягиваться, ослабил веревки и бессознательное тело упало на пол. Никто даже головы не повернул.

— Жестко тут у вас, — сухо прокомментировал я.

— Ну теперь для тебя это не «у вас», а у нас. Ладно, пойдем… — вздохнул Демид.

Мы вернулись в коридор, шли минут пять по бесконечным проходам. Я, как показалось, помнил эту часть здания. Так и есть, когда мы подошли к массивной двери, я сразу узнал зал для тренировок. Тот самый, где я очнулся после попадания в новое тело.

Открыв дверь, Демид бросил равнодушный взгляд внутрь.

— Тут ты уже был. Смотреть особо нечего. Просто зал боев. Обычно тренируемся здесь, когда плохая погода.

— Разве вчера была плохая погода?

Демид коротко глянул на меня, удивленно вскинув бровь.

— Ну так-то в тот день, когда ты сюда попал, была сильнейшая гроза. Редкость для этого времени года… но она и шла минут десять. Прикинь, в наш резонатор молния попала!

— Это куда?

— Ну резонатор, такая большая хрень, как антенна на крыше главного корпуса. Ну, на башне.

Я, признаться, ничего подобного не видел. Но я и не везде пока что был в Приюте.

—. А зачем он нужен? — как бы между прочим спросил я.

— По названию не понял? — покосился на меня Демид. — Он обеспечивает резонанс между остальными приютами и школами.

Ах да, резонанс между остальными приютами и школами, как же я мог забыть? А ещё если и не знал…

— И что же, он как-то пострадал, когда ударила молния? — я всё-таки решил утолить свое любопытство.

— Ну-у… формально — не пострадал, но выходит так, что сразу после этого удара учитель объявил в приюте карантин, — пояснил Демидов. — Опять же, официально — по другой причине. Ладно, — голос у него тут же поменялся на преувеличенно бодрый, — нас это не касается! Хватит тут стоять. Пойдем одежду получать, а то у меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя в этих лохмотьях.

Сказал, конечно, для красного словца, но всё-таки немного он мне явно сочувствовал. Мы пошли дальше по коридорам, а я невольно задумался над словами Демидова. Может, именно буря и была причиной моего попадания? Или удар молнии в этот самый резонатор? Еще вариант — наоборот, это я мог стать причиной этого удара. Как бы то ни было, учитель-то, получается, серьёзно струхнул, раз собрал срочный совет.

На пути к складу одежды мое внимание привлек странный шум за поворотом. Я замедлил шаг, аккуратно выглянул из-за угла и увидел двух учеников постарше, стоящих спинами ко мне. Они нервно шептались, один дрожащими руками достал из кармана пачку таблеток, быстро выдавливая по паре пилюль себе и приятелю.

— Быстрее давай, — торопил его второй, испуганно озираясь. — У меня все тело болит… а я не закончил практику!

Они одновременно закинули таблетки в рот и поспешно спрятали коробку с обезболом, пряча следы «преступления».

Вот же идиоты… делать себе больно, затем ужираться таблетками… чтобы сделать себе еще больнее. Допинг какой-то получается.

— Не обращай внимания, — шепнул Демид, выросший у моего плеча.

— Ага.

Ну да, ну да, я помню. Медицина под запретом и всё такое. Демид привёл меня на небольшой склад, заставленный стеллажами с одеждой. За длинным деревянным столом, перебирая стопки серых роб, сидел какой-то мужик, по меркам моего мира — лет сорока. Сколько ему было на самом деле — мне даже страшно было подумать.

— Филипп Бедросович, нам бы форму для нового ученика получить.

Ох ты ж, какое имя-отчество интересное. Я невольно пристальнее присмотрелся к кладовщику. Небольшого роста, фигура, как груша, когда нижняя часть раза в два шире плеч. Вовсе не высокий и не статный — да и в молодости, наверное, не был. Борода растёт клочьями, уже седая. Наверное, неудивительно, учитывая, какая нервная работа у мужика.

Когда он поднял взгляд и увидел меня, его лицо исказилось явным отвращением.

— Ты что, серьезно, Демидов? — презрительно процедил он, брезгливо рассматривая меня с ног до головы. — Вы меня в этом году решили на тот свет отправить такими шуточками? Это же…

Он запнулся, будто не в силах произнести это слово. На лице появилась такая мина, как будто он съел кислую дольку лимона, да ещё не по своей воле.

— Сбившийся, — наконец, процедил кладовщик.

Мой взгляд невольно упал на длинный острый штырь, торчащий из стола прямо перед Филиппом. На него были наколоты несколько бумажек.

Что за бумажки, я понял, когда Демид достал ещё одну такую же и положил на стол перед Филиппом.

— Нет, Филипп Бедросович, на этот раз все серьезно. Вот его допуск, — прокомментировал Демид. — А раз он теперь ученик, то ему положена наша форма.