– Дядь, а ты вообще из нормальных? – задав следующий вопрос, парнишка покрутил пальцем у виска.

– Вроде да, – проворчал я, на всякий случай медленно продвигаясь к проёму, ведущему в чёрный от сажи подъезд.

– Тогда очки сымай, – нагло предложил он.

Эта просьба заставила замереть.

– Ты первый очки сними, – предложил я, не переставая с опаской озираться.

Парнишка тут же выполнил просьбу, и, несмотря на расстояние, в глаза бросились молочные белки глаз.

Незараженный ребёнок здесь?! Да не может быть. Поражённый, я тоже снял очки. Лицо парнишки скривилось.

– У тебя глазья красные. Как-то не верится, что ты из нормальных, – предъявил он разочарованно и презрительно сплюнул. Затем достал ополовиненную полторашку с водой и сбросил вниз. – А ну-ка, дядь, выпей. Только не пару глотков, а всё до донышка.

Выслушав предложение, я подобрал бутылку и понюхал воду. Вроде затхлостью или химией от неё не несло.

– Да ты, дядь, не ссы, сам набирал. Она дождевая.

Парнишка не зря заставляет меня выпить почти литр жидкости. Подобное не сможет проделать практически никто из заражённых. Дикие зомби воду не употребляют в принципе.

Один военный медик мне в самом начале пандемии растолковал, что нужную им влагу чумные получают либо из мяса жертв, либо через изменившие свою структуру кожные поры во время соприкосновения с водой. Из-за этого они инстинктивно боятся большие объёмы воды, ибо многих из заражённых впитываемая влага может буквально раздуть.

Кровососов стошнит от глотка воды. Других мутантов вырвет от ста грамм.

И даже вспомнившие своё прошлое деловые и семейные чумные, в организме которых зараза мутировала в нечто иное, за сутки могут употребить не больше ста грамм жидкости. Если выпьют больше, почки не справятся, и их начнёт трясти и ломать как наркоманов.

Конечно, я мог просто уйти, но узнать о местных раскладах больше мне не от кого. К тому же вполне возможно, что пацана используют как засланную торпеду прячущиеся в засаде деловые или люди. Хорошенько подумав, я не без удовольствия принялся вливать в себя прохладную воду и делал это до тех пор, пока полторашка не опустела.

После этого парнишка подождал полминуты и удовлетворённо хмыкнул.

– Ладно, дядь. Убедил. Вроде тебя не трясёт. А если спущусь, кидаться не будешь?

– Да ты не очкуй. Сам видишь, нормальный я. Выходи, – успокоил я его и приставил биту к стене.

Через две минуты парнишка вышел из недр выгоревшего вестибюля. На вид ему не больше десяти лет. Лицо перемазано сажей, щёки ввалившиеся, и, несмотря на прикрывающую тело объёмную одежду, угадывалась болезненная худоба. В левой руке зажата стальная кошка с мотком верёвки, а правая замотана и подвязана грязной тряпкой к шее.

Пристально меня осмотрев, пацан спросил:

– Дядь, а ты случайно, не с вертолёта?

– Не, я больше по рекам сплавляюсь. А ты сам-то, что здесь один делаешь?

– Да у нас с сестрёнкой тута хата недалеко.

– А не страшно одним жить посреди всего этого? – я обвёл руками выгоревшие дотла коробки домов.

– Сейчас везде страшно, – по-взрослому ответил он. – А сюда стаи чумаходов через баррикады не суются, правда, бродят всякие мудаки мутантские по одному, но быстро сваливают. В этом районе жрачки не найдёшь, так что им здесь не хрен ловить.

– А почему стаи зомби сюда не суются? – спросил я, заинтересовавшись местными раскладами.

– Тута раньше большие банды деловых базировались. Если всех пересчитать, то вначале почти три тысячи рыл жило. У них волын было и боеприпаса – грузовиками. Банды всё Замоскворечье за яйца держали и стаи на свою территорию не пускали. Видел черепа чумаходских вожаков на баррикадах? Деловых тут уже полгода нет, а толпы чумных до сих пор райончик обходят.

«Деловые» – продвинутый подвид «семейных» заражённых третьего типа. Некоторые люди после заражения воздушно-капельным путём лишь слегка изменялись, оставаясь почти нормальными. Но зараза навсегда укоренялась в их организме, из-за этого они периодически впадали в неадекватное состояние и начинали убивать. Некоторые сильно мутируют. Именно с одним из таких я столкнулся когда-то в сетевом маркете перед началом восстания заражённых.

Жили деловые по странным, полублатным понятиям, и незараженных людей люто ненавидели. В отличие от семейных, инстинкт самосохранения заставлял их сколачивать крупные банды, во главе которых обычно вставали мутировавшие в огромных здоровяков собратья. Если в одиночку встретить такую банду, лучший выход – погибнуть в бою.

Военврач рассказывал, что у деловых и семейных в лимфатических узлах вырабатывался какой-то гормон. Зареченские учёные его называли «Озверином». Ходили слухи, что его можно извлечь с помощью шприца из свежих трупов и после специальной обработки вкалывать обычным людям. После укола человек на несколько часов становился заметно сильнее. Может, это всё, конечно, и брехня, но зареченские ещё до зимы начали обменивать на патроны свежие трупы заражённых третьего типа.

– И куда подевались все деловые? – спросил я, пятой точкой чуя неладное.