Наконец, поток иссяк, и командир Академии поднял глаза, оглядывая меня с ног до головы. После чего протянул руку и взял ведомость. Переглянувшись с остальными преподавателями, он поставил размашистую подпись и протянул бланк мне.

— Свободен, — коротко сказал Скворцов, сделал отметку в журнале и тихо обратился к сидящему рядом с ним Белову. — Следующего давай.

— А, — я попытался жестом указать на манекены, но на меня так посмотрели, что я быстренько заткнулся и сел на своё место.

Вокруг меня поднялся гул. Почти все курсанты, перегнувшись через столы, принялись обсуждать вполголоса меня, время от времени бросая в мою сторону заинтересованные взгляды.

— Тихо! — Белов хлопнул ладонью по столу, и сразу же воцарилась тишина. — Довлатов!

Мимо меня прошёл бледный как мел Мазгамон. Он очень не хотел возвращаться в Ад, но ему придётся это сделать, если сейчас не сможет защититься.

— Хм, — глубокомысленно произнёс Скворцов, разглядывая очень короткий перечень навыков Довлатова. — Ну, хорошо. Курсант Довлатов, продемонстрируйте нам сердечно-лёгочную реанимацию, — он махнул рукой, и вперёд выехал манекен для демонстрации навыков реанимации.

— Я знаю, как это делать! — Мазгамон так заорал, что Скворцов отпрянул и чуть не упал со стула, а Белов рефлекторно потянул руку к сабле.

Но Мазгамон их реакцию не видел, потому что ломанулся к манекену, опрокинув по дороге стул. Он упал на колени перед лежащим на полу телом, на мгновение закрыл глаза, видимо, вспоминая, что и в какой последовательности делал я, а потом принялся проводить реанимационные мероприятия. Особенно хорошо у него получалось искусственное дыхание делать. Грудь его пациента так вздымалась, словно он в лёгкие максимальный объём воздуха пытался вдохнуть.

— Так, хватит, — Скворцов расписался в ведомости и потянулся за журналом. Но Мазгамона было уже не остановить.

— Довлатов! — рявкнул Белов, и Мазгамон подскочил на месте, а Александр Васильевич тем временем продолжал более спокойно: — Достаточно. Забери свою ведомость и садись на место.

Мазгамон подбежал к нему, выхватил из рук заветный листок и сел на место. Ну что же, можно его только поздравить. За дальнейшей защитой я не следил. И так понятно, что валить курсантов на последнем курсе никто не собирался. Когда последний сел на своё место, Скворцов поднялся и обвёл нас внимательным взглядом.

— Поздравляю. Вы все прошли стажировку и чему-то научились, — при этом он задержал взгляд на мне, а затем продолжил: — А сейчас я хочу сообщить, что с этого года в нашей Академии будет преподаваться ещё один предмет. Новый, и в какой-то мере интересный и полезный. Это сексуальная патология, не включающая подраздел психиатрии — сексуальные девиации. И я хочу представить вам нашего преподавателя этой дисциплины. Он вольнонаёмный врач-сексопатолог.

Дверь распахнулась, и в зал вошёл молодой темноволосый мужчина. Подойдя к преподавательскому столу, он пожал Скворцову руку, а потом повернулся к нам и радостно произнёс:

— Велиалов Сергей Валентинович.

Его взгляд остановился на мне, а затем скользнул дальше на Мазгамона.

— Ой, мамочки, — услышал я у себя за спиной, по колебанию воздуха чувствуя, как Мазгамон попытался сползти под стол.

Мой взгляд встретился со взглядом Падшего, и он мне едва заметно подмигнул, широко улыбаясь при этом. М-да, похоже, это будет незабываемый учебный год.

К концу недели меня посетила навязчивая идея: я хотел убить Мазгамона. Не просто отправить его обратно в Ад, а уничтожить без права на перерождение. Чтобы даже память об этом демоне исчезла на веки вечные!

Более того, я подозреваю, что мысли об убийстве Николая Довлатова прочно поселились в головах у каждого курсанта нашего курса. И то, что Мазгамон был всё ещё жив, объяснялось только тем, что мы никак не могли выбрать метод его умерщвления, наиболее болезненный и жестокий.

Самое смешное, как шепнул мне Валерка Малышев перед отбоем, Довлатов всегда был таким оленем, но после стажировки просто сам себя превзошёл. Я только что-то промычал в ответ. Ну, не говорить же молодому князю, что Довлатов одержим демоном-неудачником, и оттого все его нелепые выходки стали гипертрофированными. А вообще, Мазгамон и Довлатов, похоже, нашли друг друга. Вместе они составили весьма органичный симбиоз, куда там с Юрчиком.

Началось всё с того, что нам весьма непрозрачно напомнили, что учимся мы всё-таки в военной Академии, и после выпуска станем военными врачами. Последний год обучения подразумевал некоторые послабления, но совсем уж расслабиться нам не давали. Так, например, после защиты стажировки мы все вышли на улицу, где нам вручили мётлы и отправили приводить плац в порядок.

— Я не понимаю, какого хрена мы должны здесь что-то мести, — раздался рядом со мной раздражённый голос. — Мы же врачи.

— Ты — не врач, — очень тихо, чтобы только он меня услышал, прошипел я. — Мети плац, придурок. Чем быстрее управимся, тем для нас всех будет лучше.