А там и осколок авиабомбы остановит…

Так вот, неподвижных огневых точек мы оборудовали пять штук — четыре пулеметно-пушечных, и одну пулеметную (ствол танкового орудия на ней повредил крупный осколок). Плюс вырыли ещё десять капониров для исправных танков, оборудовали позиции взвода трофейных немецких ПТО — а заодно и для противотанковой батареи из шести шведских «бофорсов», что я выцыганил у поляков. С учётом же того, что капониры с танками и батареи ПТО на флангах мы максимально замаскировали (чему способствует парковая зона на «Кортумовой горе»), завтра, как я надеюсь, врага встретит двадцать четыре исправных орудия! Хорошо ещё, бронебойные болванки практически не растратили — хотя осколочных гранат к танковым «сорокапяткам» кот наплакал… Но плюс трофейные мины, уложенные с северного, танкоопасного направления, плюс с десяток противотанковых ружей, переданных моим кавалеристам. Есть, чем встретить панцеры!

Если такие появятся… Но по данным польской разведки, на Львов как раз идёт восемнадцатый армейский корпус, включая вторую танковую…

Кавалеристы и танкисты мои пока отдыхают — ночь, а на рассвете выйдут на подготовленные ляхами позиции. Помимо охраны временного госпиталя (один взвод кавалеристов и пушечный БА-10) и моего КП (ещё один взвод и экипаж геройского пулеметного броневика), высоту будет защищать порядка трехсот бойцов 5-й кавдивизии. Полноценный батальон — а там, при случае, на помощь подойдёт и резерв польской пехоты… По моему настоянию Сикорский сейчас также спешно крепит оборону второй высоты — так называемого «Взгорья». В свое время немцы довольно легко захватили обе высоты — ключевые над городом! — обороняемые незначительными силами ляхов. К примеру, на нашей, 374-й, дралась лишь рота солдат и пара орудий… Серьёзное упущение Сикорского!

Но именно защиту высот я постарался максимально обеспечить. Так, «Кортумову гору» заняли мои танкисты и кавалеристы, 324-ю — две полнокровные батареи модернизированные царских «трехдюймовок», взвод зениток «Бофорс» и два батальона польской пехоты. Оставили мы ляхам также и единственную трофейную гаубицу… Оборона наша построена таким образом, что гарнизон 374-й защищает поляков от прямого вражеского штурма — а их артиллерия прикрывает подступы к нашей обороне с севера. Для чего к нам проложена телефонная связь и приставлены корректировщики… Кроме того, обученная кадровая пехота польского пограничного корпуса выступает в качестве нашего резерва.

Наконец, в самом крайнем случае, остатки моего гарнизона могут отступить к 324-й — а отступление наше прикроет огонь «Смелого»…

Раненые. Я проводил в полевой госпиталь полковника Дубянского, радуясь тому, что наши раненые так быстро получат необходимую квалифицированную помощь. Когда-то читал, что достаточно высокий процент потерь Великой Отечественной — это раненые, слишком поздно получившие необходимую медицинскую помощь… А тут госпиталь — сразу после боя!

Реальность же оказалась довольно жёсткой — я сперва просто опешил, зайдя в тускло освещенное помещение (ну как же, светомаскировка), наполненнное криками, стонами, горячечным бредом… И стойким запахом медикаментов, все одно неспособным заглушить тяжёлые запахи крови, гноя, нечистот… Есть раненые в брюшную полость; я старался не смотреть на них — а потом уткнулся взглядом в какой-то бордовый цветок на ноге одного из бойцов. Крупный такой, насыщенного мясного цвета… Подумалось на мгновение, что кто-то из поваров так неудачно выложил мясо на ужин рядом с раненым.

И только потом понял, что это мясо есть рваная рана, оставленная парой крупных осколков… Неужели человек с такой раной ещё жив — и находится в сознании?!

Честно скажу — раньше я думал, что стоек к виду крови, больше десяти раз сдавал её в качестве донора. Но тут меня откровенно замутило. Удержал на ногах лишь острый страх, пронзивший вдруг сознание — что обо мне подумают подчинённые, если я вот так вот грохнусь в обморок?! Мысль вроде иррациональная — но удержала на плаву.

Второй раз чуть ли не спекся, увидев обожженных танкистов. Там, где дикий жар коснулся тела раненых, комбезы их буквально вплавились в кожу. А одному танкисту пламя лизнуло лицо — и вместо привычных черт на нем застыла какая-то спекшаяся маска… И это все я! Я, своими руками толкнул этих людей в бой, погнал под пули и снаряды!

Зараза, после таких «экскурсий» можно в одночасье стать убежденным пацифистом — если психика не подведёт и с ходу умом не тронешься. Но мне «везёт», у меня послезнание — а там и трагедия на станция Лычково, где фрицы разбомбили эвакуационный поезд с детьми, и подвешенные на колючей проволоке младенцы, и раздавленные танками гражданские… Фотокарточки, врезавшиеся в память, что не дают теплохладно рассуждать о страшной стистике Великой Отечественной. Миллионы убитых, замученных, изнасилованных женщин и детей — такова цена германской оккупации.

И если началом войны в 39-м я сумею хотя бы на треть, на четверть — да даже на десятую часть сократить гражданские потери русского и прочих советских народов… Все это не зря — ведь и десять процентов от пятнадцати миллионов убитых немцами гражданских, это ещё целых полтора миллиона спасенных человеческих жизней.

И тогда любые жертвы простых бойцов и командиров не напрасны…

— Господин генерал! Я прошу вас обеспечить раненых красноармейцев и советских командиров квалифицированной медицинской помощью наравне с польскими солдатами и офицерами. Мои люди дрались вместе с вашими, плечом к плечу — и остаточный принцип оказания им помощи неприемлим! Однако, если моих раненых — всех, кого возможно — поставят на ноги, то это будет наиболее наглядный и показательный пример союзнической верности. И я гарантирую, что моё командование учтет этот факт при назначение нового командующего польской армии!

Я обратился к сопровождающему меня в госпитале Сикорскому через переводчика; лицо генерала осталось непроницаемым, но он согласно кивнул:

— Мы заверяем вас, что русским солдатам будет оказана соответствующая медицинская помощь — наравне с польскими воинами. Однако и вы, пан генерал, должны пройти перевязку.

— Да куда там! Вон какие тяжёлые, куда мне с моей царапиной!

Однако Сикорский уже подозвал одного из врачей; меня быстро, но довольно умело перевязали, заодно удалив из раны несколько нитей, вбитых пулей. А ведь остались бы, то и воспаление неминуемо накрыло бы — и как бороться с ним без пенециллина и прочих антибиотиков?! Впрочем, большинство моих раненых с этой проблемой ещё столкнуться…