— В эту ночь можно быть кем угодно, Таня, — шепчет мужчина, когда танец заканчивается. И ведёт на прогулку по залу. — Кем ты хочешь быть сегодня?

— Собой, — пожимаю плечами.

— Отличный выбор. Поддерживаю, — улыбается дроу.

Весь вечер он не отходит от меня. Угощает вином, шепчет в ухо короткие шутки. Он танцует со мной. Один танец. Потом другой. Потом ещё. Спрашивает о храме, смеётся над моими шутками. Громко и по-настоящему. Флиртует так тонко, так искренне, что щёки невольно пылают под маской.

Вокруг сотни гостей, но он неотрывно рядом со мной. Охраняет, гуляет, говорит, словно только для меня. Когда кто-то подходит, он исчезает на мгновение, но снова возвращается.

С ним легко. Неожиданно. Мы смеёмся, спорим, говорим о книгах, о мире, о храме. Он рассказывает о детстве в пещерах, о звёздах, которых не видно, но которые чувствуются.

И я ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы ночь заканчивалась.

После полуночи музыка стихает. Все гости небольшими компаниями выходят из зала. Мы с Дарком почти последними покидаем дворец. И поднимаемся наверх по широкой каменной лестнице. В верхний город.

Мужчина провожает меня к открытому балкону и показывает на небо.

На тёмном небосводе с мириадами звёзд происходит настоящая симфония света. Он вспыхивает где-то за горизонтом и разливается по небу завораживающими вуалями зелёного, фиолетового, алого и синего цветов. Волны света струятся, вспыхивают, переплетаются. Будто кто-то невидимыми кистями рисует на холсте звёздного неба.

Меня охватывает нечто волшебное, древнее, первобытное. Будто это и вправду древние духи богини танцуют свой необычный танец. Сияние появляется внезапно и исчезает, оставляя после себя ощущение прикосновения к чуду.

— Безумно красиво, — с благоговейным трепетом выдыхаю, опуская голову и смотря на Дарка, что стоит очень близко, приобнимает за талию.

— Как и ты, — выдаёт он также тихо и склоняется.

Я успеваю только вдохнуть, прежде чем его губы касаются моих.

Поцелуй осторожный, почти нереальный, как будто он проверяет границы дозволенного. Опасается, что я оттолкну или исчезну. Но я отвечаю на поцелуй. Первый в моей новой жизни. Прикрываю глаза, чувствуя трепет и свет во мне, что отзывается лёгкой щекоткой у солнечного сплетения. Самаэль будет рад. Я, наконец, чувствую эту магию.

Глава 14

В храм я возвращаюсь почти на рассвете. Дарк провожает, помогает выйти из кареты. Держит мои пальцы в своей аристократической ладони. Он больше не делал попыток поцеловать. Мы гуляли по окрестностям столицы. Угощались лакомствами, что выставили с ночи местные жители. По преданию, они предназначены для элохимов. Но могут попробовать и смертные. Ведь в священную ночь под масками мы все равны.

Добираюсь до своего крыла. Захожу в спальню. Волк, как всегда, спит на кровати. С моим приходом резковато вскидывает голову и, кажется, смотрит с укором. Будто папаша, ожидающий нерадивую дочь после бурной вечеринки.

— Что? — спрашиваю немного раздражённо. — Да, гуляла всю ночь. И было классно. Мог бы тоже прогуляться, повеселиться. Праздник всё-таки потрясающий.

Волка фыркает и роняет обратно мохнатую голову на лапы. Я обычно так Новый год воспринимала. Когда-то в прошлом. Будто в другой жизни. Пока все готовились и носились по магазинам в поисках нужного горошка для оливье или крабовых палочек, я планировала проспать все выходные. У нас, у медиков, Новый год — это не праздник. Это полный хаос и аврал с горящей пятой точкой.

Умывшись и переодевшись, взбираюсь на кровать. Отвоёвываю одеяло и побольше места у пушистого засранца и, улегшись на бок, долго смотрю на предрассветное небо. Вспоминаю бал… Наше свидание и поцелуй под разноцветным небом.

Чёрт, так и влюбиться недолго.

Взгляд падает на деревянную шкатулку. Я её так и не открыла с праздничными хлопотами. Совсем забыла.

Подтянувшись, сажусь и хватаю ларец. Тяжёлый, явно не пустой. Открываю крышку и неверяще таращусь на драгоценные камни, что сверкают даже в сумерках.

— Ты видел, что брал? — пихаю пяткой в бок волка. — Это же стоит… до фига денег!

Я не знаю, какой тут курс. Но уверена, драгоценности во всех мирах ценятся. Особенно эти. Один кулон со здоровенным рубином — миллионов десять, наверное. А тут ещё и перстень, и серёжки с каменьями. И просто золотые цепочки.

— Надо это вернуть. Слишком щедрая плата.

— Ты дура, — обзывается Гильермо, даже не заметила, когда он перевоплотился. — Это слишком малая плата за жизнь.

— Хватит уже дурой обзывать. Обидно, знаешь ли.