— Ваше Высочество, заключённая доставлена, — говорит один из Стеллисов сквозь дверь.

Высочество?

Нет. Нет, нет, нет. Меня накрывает паника, сжимающая изнутри.

— Введите её, — раздаётся голос, еле слышный, как дыхание тени. И холодный, как самая тёмная зимняя ночь.

Дверь распахивается, открывая комнату, которая просто не может существовать в Халазаре. По обе стороны от входа — по четыре шкафа из тиса. Тис — роскошь сама по себе: эту древесину обычно сжигают, чтобы получить порошок для чернил, а не делают из неё мебель. Тяжёлые бархатные портьеры защищают от холода, пропуская лишь тонкие полоски света.

Такое богатство ошеломляет. В одном из двух кресел с высокими спинками развалился мужчина, с головы до ног облачённый в чёрное, чёрнее ночи. Его ноги покоятся на спине самого Смотрителя Глафстоуна.

Мощные руки Смотрителя дрожат — от тяжести чужих сапог и от тысяч мелких порезов, покрывающих всё тело. Бледная кожа резко контрастирует с кровью, подчёркивая всю жестокость сцены.

Я бы, пожалуй, даже улыбнулась от удовольствия, глядя, как этого ублюдка превратили в ковер, если бы всё моё тело не кричало об опасности. Вокруг мужчины в кресле сам воздух шепчет: опасность. Даже свет, кажется, боится его.

Принц Каэлис. Второй из трёх сыновей короля Орикалиса. Арканист обратного обращения. Ректор Академии Аркан. Тот самый принц, который стёр с лица земли целый клан знати. Мужчина, чьё имя в королевстве стало синонимом отчаяния. Мужчина, в чьей вине я почти не сомневаюсь — он убил мою мать. И тот, кто отправил меня в Халазар.

— Клара Грейсворд, — произносит он медленно, будто каждое слово даётся ему с трудом. Если его раздражает даже Грейсворд, с удовольствием посмотрела бы, как он попробует выговорить мою настоящую фамилию. Только имя при рождении — моя главная тайна. Его никто не знает.

— Ваше Высочество, — тоном, в котором нарочно нет ни капли уважения. Скука, равнодушие. Будто я не провела каждый месяц этого года, проклиная его и придумывая, как заставить его страдать.

— Садись, — на его губах играет усмешка.

Я бы с радостью плюнула ему в лицо. Но подчиняюсь. Вхожу в комнату, обходя лужу крови под Смотрителем. По пути замечаю: каждое ранение — идеально ровный надрез, пронзающий даже толстую кожу его куртки. Чистый, точный порез. Я слышала, что в умелых руках карта Рыцаря Мечей может натворить ужасов. Но до сегодняшнего дня я никогда не видела это своими глазами. И ни разу не ненавидела кого-то настолько, чтобы захотеть использовать её.

До встречи с Каэлисом.

Сев напротив него, я изучаю его открыто, как и он меня.

Всё в принце Каэлисе — изящество и угроза. Будто художнику поручили нарисовать воплощение власти и хищной мужской красоты. Его чёрные лакированные сапоги сверкают, как зеркало. Брюки подчёркивают силу бёдер. Под массивным пальто, расшитым сотней серебряных мечей, виднеется чёрная рубашка с высоким воротом. На цепи из тёмной стали, почти без отблеска, висит меч с короной на рукояти. Волосы — тёмно-фиолетовые, почти чёрные, в небрежных волнах обрамляют лицо, отбрасывая тени на глаза. Глаза, в которых невозможно прочитать хоть что-то человеческое.

Он излучает холодное могущество, до боли контрастируя с моим жалким видом. Под тонкой кожей торчат кости. Волосы — обычного тёмно-каштанового цвета — когда-то можно было заплести. Сейчас они обрезаны до ушей: в Халазаре иначе с ними не справиться. Тюремная форма словно вросла в тело. Да, в общем-то, так и есть.

— Раз ты знаешь, кто я, значит, догадываешься, зачем я здесь. — Он складывает пальцы домиком, поднося их к губам.

— У меня есть догадки, Ваше Высочество, — это обращение горчит на языке.

— Прекрасно. Ещё лучше, что ты вообще в состоянии разговаривать. Халазар обычно… забирает способность говорить у людей, — его голос замирает на полуслове.

Забирает? Он имеет в виду — ломает. Разбивает на куски. Не то чтобы мне было жаль остальных заключённых. Но здесь есть и такие, как я, кто поплатился за попытку вырваться из нищеты. За попытку жить по-своему. За попытку защитить тех, кого любит.

Каэлис опускает руку в пальто и достаёт колоду таро. Каждая карта — произведение искусства. Цвета, символы, тончайшие линии — безупречны. Колода идеально ложится в его длинные, сильные пальцы. Такая таро — достойна принца. Больно осознавать, что человек, способный на такую красоту… он же и есть Каэлис.

Я бы отдала многое, чтобы рассмотреть каждую карту поближе. Даже с окровавленным Смотрителем у ног и злейшим врагом перед собой, я не могу отвести взгляда от этой колоды. Руки дрожат от желания прикоснуться к ней.

Он перемешивает карты, а затем — не вызывая магией, а с театральной грацией — вытягивает одну.

— У меня есть к тебе пара вопросов, Клара. И, несмотря на то, что ты наверняка будешь образцом честности… боюсь, мне будет трудно поверить словам преступницы. — Он кладёт выбранную карту на ладонь.