— Тише, тише, — успокаивает пожилая женщина. — Ты много пережила. Отдохни.

Комната вокруг — место, где я точно никогда не бывала. Такое… вызывающе кичливое убранство трудно было бы забыть.

Каждая мебель, каждая рама картин инкрустированы серебром. По обе стороны комнаты — по десять колонн из чёрного мрамора. Есть две зоны отдыха: одна — у подножия кровати, в которой я лежу, другая — перед огромным камином, в котором можно зажарить целого медведя. Люстры разбрасывают мягкий свет свечей по слишком тёмному пространству. Этот свет высвечивает каждую диковину, каждую редкость, которыми увешаны стены — настолько плотно, что, не будь эта комната такой огромной, от неё стало бы клаустрофобно. Но из-за размеров пространства всё это напоминает скорее музей. Холодный. Бездушный. Куда более стерильный, чем обычная спальня.

И всё же, несмотря на размеры, я уверена — это именно спальня. Меня словно утопили в четырёхопорной кровати размером с небольшую квартиру. Основание — из чёрного камня, занавеси тяжёлые, плотные. Бескрайнее море стёганного бархата и островки меха у ног затапливают шёлковые простыни.

— Где я, чёрт побери? — рычу я, злясь на старушку и мечтая, чтобы в руках было хоть что-нибудь острое. Увы, у меня нет ничего. Даже моих тюремных лохмотьев. Я облачена в ночную рубашку из шифона — надеюсь, одевала меня она.

— Академия Аркан, — отвечает она без колебаний, хотя я ожидала, что она начнёт юлить. — Я Ревина, горничная Его Высочества.

Горничная? Не дворецкий? Странно. Хотя при странных наклонностях Каэлиса его штат — последнее, что меня сейчас волнует.

— Почему я в академии? — За окнами, утопающими в очередных бархатных занавесях, вдалеке сияет Город Затмения, по ту сторону устья реки Фарлум. Громадная стена запирает место, где река впадает в море. Она служит и мостом между городом и академией, и средством контроля всей торговли, проходящей через королевство и его окраины.

— Я полагаю, принц сам тебе скажет, — отвечает она.

То ли она действительно подчиняется авторитету Каэлиса, то ли и сама не знает, зачем я здесь. Истина прячется за, казалось бы, тёплой улыбкой, за морщинами в уголках глаз и седыми, почти прозрачными волосами. Она чем-то напоминает мне Бристару, хоть и старше матроны Клуба Звёздной Судьбы.

— Кстати, он наверняка захочет знать, что ты пришла в себя. Прошу меня извинить, — добавляет она, будто у меня здесь есть хоть какая-то власть кого-то отпускать.

Горничная уходит. Я остаюсь одна.

Мгновенно скидываю одеяло и свешиваю ноги с кровати. Она кажется двухэтажной, и мои колени хрустят, когда я с неё спрыгиваю. Всё тело болит и скрипит, как старая мебель. Ноги подкашиваются. Желудок прилип к рёбрам. Я чувствую себя даже хуже, чем в камере. Сколько времени я была без сознания?

Мне всего двадцать. Может, уже и двадцать один, если прошёл день рождения. Но сейчас… я чувствую себя на шестьдесят.

Первое и главное: оружие.

Я направляюсь прямо к камину, стараясь не отвлекаться на вид из окна и странности, заполняющие стены. Хватаю кочергу. Крючок на конце — идеальное средство проломить череп. Поднять её в моём состоянии трудно, но лучше, чем ничего.

Теперь к полкам — поискать что-то более практичное. Желательно — скрытое. Карты, если повезёт… и тут—

— Хочешь напасть на меня с этим? — голос Каэлиса холодной дрожью пробегает по коже.

Он даёт мне почувствовать, насколько обнажённой я сейчас выгляжу под этой прозрачной ночной сорочкой.

— Я подумывала, — отвечаю спокойно, не давая ему ни капли удовольствия.

Каэлис лениво опирается об одну из опор кровати и небрежно перетасовывает колоду. Карты скользят между его пальцами так же легко, как угрозы, которые он даже не утруждает себя произносить.

— Рад видеть, что ты достаточно восстановилась, чтобы снова быть жалкой мерзкой собой.

Я не реагирую на оскорбление.

— Почему я здесь?

— Ты не в том положении, чтобы задавать мне вопросы.

— Да скажи уже, мать твою, — пальцы сжимаются на железе.

Я никак не могу вытравить из головы мысль: а если он действительно приказал перерезать верёвку матери? Ведь именно он следит за всеми Арканистами… и законами, что их сковывают.

— Язык, Клара, — тянет он. — Так нельзя говорить с принцем. Придётся поработать над этим.

— Ты всё равно собираешься меня убить, какая разница? — Я пожимаю плечами, будто собственная смерть — мелочь. — По крайней мере, умру, не играя по твоим правилам.

— Разве ты уже не играешь? — Он, конечно, про мой побег. Чёрт. Подозрения подтвердились. Но даже если бы я знала наверняка, не просто догадывалась… я бы всё равно попыталась сбежать.

— У меня слишком много гордости, чтобы сделать это снова, — отвечаю, специально провоцируя его, чтобы он выдал, чего на самом деле добивается. Потому что, если бы хотел меня убить — я бы уже умерла.