Третий шкаф…

— Победа, — шепчу я, расплываясь в широкой, до боли непривычной улыбке, когда дверца поддаётся. Я так давно не улыбалась по-настоящему, что мышцы щёк будто забыли, как это делается. — Каэлис, ты идиот.

Арина всё время ворчала, что у принца глаз как у ястреба, и именно поэтому так сложно строить в Академии какие-то тайные планы. Судя по всему, я бы поспорила.

Если только… он хотел, чтобы я это нашла. И именно поэтому оставил меня здесь без присмотра. Такое возможно. Но даже если так, это ничего не меняет. Когда альтернатива — неминуемая смерть, я воспользуюсь любым шансом. Любым.

Шкаф забит инструментами для изготовления карт: кисти из человеческого волоса всех форм и размеров, контейнеры с редкими пигментами, бутылочки с маслами и палитровый нож для смешивания. Но главное — чернильницы и перья. Моё любимое.

На целой полке — стопка чистых карт. Я провожу пальцем по краю и замираю от этого ощущения. Это рай для инкера.

Я даже не пытаюсь замести следы. Нет времени. Единственный шанс — убраться как можно дальше от Халазара, и как можно быстрее.

Одна карта, даже самая простая, займёт почти десять минут. Раскладывая материалы на полу, я обдумываю, с какими арканами у меня выходит лучше всего. Успею сделать три, решаю. И принимаюсь за работу.

Достаю два контейнера с пигментом — для Монет и Кубков. Пустые. Чёрт. Беру третий — Жезлы. Тоже пуст. Только четвёртый — с пылью цвета чёрного жемчуга — полон.

Смотрю на него. Мечи. Бесполезны для того, что мне нужно.

Но я заставлю их работать. Даже если это невозможно.

Каждая масть требует своего уникального пигмента. Все арканисты, которых я знала, используют для Мечей — пыль из перьев сокола с Гор Пустоши, для Монет — высушенные ягоды с Пустынных Просторов, для Жезлов — золу тиса из Кровавых Лесов, для Кубков — кристаллы из Затопленных Шахт. Возможность использовать любой пигмент для любой масти — дар, как говорила мама. Даже у неё так не получалось. Как бы я ни старалась, передать этот навык кому-то ещё у меня никогда не выходило.

Я насыпаю порошок в две чернильницы и добавляю несколько капель воды из бутылки, найденной в шкафу. Затем беру перо и втыкаю его в подушечку пальца. Капля крови собирается у кончика. Я держу палец над чернильницей, позволяя крови стечь в пигмент.

Кровь не обязательна для арканистов, но это единственный способ, которым я умею использовать «чужой» пигмент для нужной мне масти. Мама учила позволять магии течь свободно, чтобы карта стала продолжением тебя. То, как я научилась смешивать пигменты — это был счастливый случай. Почти инстинкт.

Когда чернила напитываются моей силой, я начинаю рисовать. Даже несмотря на то, что где-то в глубине сознания тикает невидимый таймер, рука у меня не дрожит. Я делала это столько раз, что движение стало рефлексом. Ещё до того, как научилась читать, я уже рисовала.

Изготовление карт стало моим спасением. Первый раз, когда я осталась одна и голодная, в тринадцать лет, держась за руку Арины — отец уже давно исчез, а мать умерла… Я поняла, что могу превратить своё умение в еду и защиту. А Арина — та маленькая упрямая бунтарка — пошла за мной.

Когда три карты готовы, я прячу две под бинты на груди. Третью прижимаю к сердцу — и с яркой вспышкой изумрудного света карта уходит в меня, сливаясь с телом. Магия захлёстывает, наполняя, разжигая каждую клетку.

Паж Монет даёт мастерство в одном конкретном деле на один день. А прямо сейчас мне нужно быть экспертом… в скалолазании. Там, где мне не хватит силы, я возьму умением.

Я отдёргиваю шторы, щурясь на серый свет. Вдалеке сверкает силуэт Города Затмения. Он вроде бы достаточно близко, чтобы до него можно было доплыть… и всё же достаточно далеко, чтобы только безумец сунулся в вечные белые воды, где река Фарлум впадает в море.

Сегодня я — одна из таких безумцев.

Открываю одно из окон, смотрю вниз на отвесную стену тюрьмы и тяжело сглатываю. Чем дольше смотрю, тем дальше кажется вода. Прыгать — точно не вариант.

Перекидывая ногу через подоконник, я думаю: даже с моей аномальной удачей это — самоубийство. Но других вариантов у меня нет. Даже если я играю по правилам Каэлиса, я всё равно сделаю свой ход — и умру, если нужно, сражаясь.

Я чувствую, как по телу проносится сила Пажа Монет, пока начинаю спуск. Ледяной камень немеет под пальцами, но я не отпускаю. Носки нащупывают опору в трещинах обветренного камня. Благодаря карте я точно знаю, как сместить вес, как заблокировать дрожащие мышцы, чтобы компенсировать то, что тело уже давно потеряло. Я двигаюсь — понемногу, шаг за шагом.

Но ветер резко бьёт в бок, и под ногой осыпается кусок стены. Меня бросает в сторону. В горле рвётся крик, который я тут же проглатываю. Мир на мгновение переворачивается, и я вижу, насколько высоко нахожусь. Насколько далеко внизу острые камни и бурная река. Я напрягаюсь, ударяясь телом о стену, стараясь прижаться к ней всем весом. В носу взрывается боль — кровь хлещет, но это всё равно лучше, чем падение.

Если бы я не умела обеспечивать нас с Ариной, изготавливая карты нелегально, как старшая, я бы лезла по таким же скалам — вглубь огромной расщелины, которую все зовут Провалом, чтобы собирать перья редких соколов, гнездящихся там. Перья, из которых делают чернила. Лезла бы, пока ногти не слезут и пальцы не сломаются. Пока не сорвусь — и исчезну навсегда в бездонной темноте Провала.