— Это сейчас была угроза? — спросил я ледяным, подчёркнуто-спокойным тоном. — Ты, мелкий бюрократ, решил мне, Владыке этого города, угрожать? Повтори-ка, я, кажется, ослышался.

Горислав, видимо, приняв моё спокойствие за слабость, выпятил грудь и опёрся костяшками пальцев о мой стол. Дурак. Он явно не понимал, что творит. В его глазах горел тот же фанатичный огонёк, что и у всех мелких начальников, дорвавшихся до власти.

— Вы не ослышались. Вы нажили себе врага, — процедил он сквозь зубы.

Я встал из-за стола и неторопливо обошёл его, сократив расстояние между нами до минимума. Горислав был невысок, и мне пришлось слегка наклониться, чтобы заглянуть ему в глаза. Его самоуверенность начала давать трещины — я видел, как дрогнули его веки.

— Знаешь, что самое смешное? — произнёс я тихо, почти шёпотом. — Ты думаешь, что твоя ничтожная должность сенатора что-то значит. Что она даёт тебе хоть какой-то вес. Но вот в чём дело, приятель: я создал эту систему. И я могу её изменить.

Горислав сглотнул, но всё ещё пытался сохранить видимость смелости.

— Разумеется, не могу, — сказал я, внезапно отступив и вернувшись к своему спокойному тону. — Но я могу тебя посадить. А если ты не будешь присутствовать на заседании Сената, то и голосовать, само собой, не сможешь.

Я едва заметно кивнул.

Пол под ногами Глыбы протестующе скрипнул, когда он сделал один-единственный шаг вперёд. Воздух в кабинете будто сгустился. Металлические пластины его доспеха тихо звякнули друг о друга — звук, который в тишине прозвучал как погребальный колокол.

Горислав дёрнулся, наконец поняв, что ситуация кардинально изменилась. Его взгляд метнулся к двери, но Глыба уже перегородил путь к отступлению. Было поздно.

Огромная, как медвежья лапа, ручища телохранителя медленно поднялась и сомкнулась на запястье сенатора. Горислав пискнул, как мышь в капкане. Я с холодным удовлетворением отметил, как его гневная гримаса сменилась маской чистого, животного ужаса. Вся его напускная спесь слетела в один миг, как дешёвая краска под дождём.

— Стойте! — крикнул Горислав, тщетно пытаясь вырваться из стальной хватки. Его голос дрожал, срываясь на высокие нотки. — Стойте! Вы не можете!

Глыба не ответил. Он просто стоял, держа сенатора одной рукой, словно ребёнка. Его лицо оставалось непроницаемым, но я знал: мой телохранитель был готов выполнить любой приказ. Без вопросов. Без колебаний.

— За преступление — заговор против Владыки — вы будете заключены под стражу и впоследствии преданы суду, — произнёс я монотонно, словно зачитывая приговор. — Пусть судья выслушает факты и решит, было ли то, что вы только что сказали, признанием в заговоре.

Глыба начал тащить его к двери. Горислав барахтался, но это было похоже на попытки воробья вырваться из когтей ястреба.

— Хорошо! Хорошо! — закричал он, его голос теперь дрожал от страха. — Ваша взяла!

— Да неужели? — спросил я, жестом приказав Глыбе остановиться.

— Не отдавайте меня под суд. Даже если он вынесет решение в мою пользу, я потеряю лицо. Сенат будет сомневаться в моих мотивах при каждом моём действии, — взмолился Горислав.

— Я думал, вы только что объявили меня своим врагом? — сказал я, скрестив руки на груди. — В таком случае, они будут правы, сомневаясь в ваших мотивах.

— Я… я сгоряча… я был зол, — пролепетал он, падая на колени. — Вы не можете меня арестовать. Это будет слишком большим унижением.

— Вы понимаете, что как сенатор, вы призваны быть беспристрастным? — спросил я, обходя стол и нависая над ним. — Вы призваны отбросить личные чувства и определять, что лучше не только для вашего народа, но и для Владыки, который этим народом правит. Объявить мне о своей ненависти — это… прямо противоположно беспристрастности.

— Что вы хотите? — простонал Горислав.

Сенатор позволил своей ничтожной власти ударить ему в голову, и теперь расплачивался за эту глупость. Человек помельче мог бы увидеть в этом возможность укрепить свою политическую власть или получить услугу в будущем. Но я не был заинтересован в том, чтобы пачкаться, подрывая систему Сената, которую сам же и создал. В конце концов, настанут времена, когда я потенциально смогу принимать решения, которые навредят людям, и мне нужны были эти сдержки и противовесы.

Но я точно знал, что скачки не уничтожат Град Весёлый.