Шрифт:
— Поздравляю. Первая фаза завершена.
— Ты спас одну жизнь. И изменил три.
Глава 15
— Товарищ полковник, разрешите вопрос… сугубо бытовой, — начал я, постояв немного у порога.
Начальник госпиталя даже не поднял головы от кипы бумаг:
— Если ты про мыло — бери складе, пистон ему уже вставили. Если про новый электрочайник — почини старый. Если про что то другое — тогда говори сразу.
— Телефон, товарищ подполковник. В мою комнату на техэтаже.
Он оторвал взгляд от бумаг. Поднял одну бровь.
— Ты что там, оборудуешь штаб Первого Белорусского фронта?
— Почти. Связь всегда нужна. Ну и с вами — тоже.
— Убеждаешь красиво. Ладно. Сейчас дам команду Абраму Давидовичу. Он у нас — король проводов, телефонист, связист и заодно все остальное.
Через час я уже сидел на табурете в своей комнате, а рядом колдовал сам Давидович.
Маленький, с круглым лысым черепом и бородкой как у Льва Троцкого в изгнании. Весь в проводах, с лупой, пинцетом, изолентой и схемой, нарисованной от руки на обороте какого-то бланка.
— Значит, хочешь телефон?
— Да.
— А ты знаешь, что телефон — это как женщина?
— Не знал.
— Вот теперь знай. Если слишком часто звонишь — перегреется. Если не берёшь трубку — обидится. Если подключил неправильно — получишь не голос, а гудение.
— А если всё правильно?
— Тогда будет работать… пока сосед не прицепит свой в параллель.
Он нырнул под стол, вылез за батареей, пыхтел, бормотал, в какой-то момент задумчиво спросил:
— Скажи, Костя… ты еврей?
— Не в курсе.
— Ну, по рукам — не еврей. По глазам — может быть. По характеру — точно еврей. По поведению с техникой — вообще наш.
Спустя ещё двадцать минут на столе стоял телефонный аппарат.
Тяжёлый, чёрный, с гудком как у сторожа, потерявшего веру в людей.
Давидович вытер лоб платком с красной каёмкой:
— Значит так, твой номер 6–51. Выход на город через «9», звонить с города 29–65–51, запомнил?
— Яволь!
Я пожал ему руку:
— Абрам Давидович… вы — легенда.
— Знаю. Только начальству не говори — вдруг поверят.
Я остался один. Телефон — рядом. Связь — есть. Берлога — теперь не просто убежище. Это пункт управления.
И я подумал: А не установить ли телефон и в квартиру Инны? Пусть будет и у них если живём пока врозь.
Телефон стоял в углу, отсвечивая свежей изолентой на трубке и смотрелся, как броненосец на отдыхе. Я снял трубку, набрал номер далеко не безразличной мне сестры-хозяйки.
Гудки шли один за другим… Потом — обрыв. Занято. Набрал ещё раз.
— Пост дежурной медсестры.
— Здравствуйте, могу услышать Инну Сафронову?
— Секундочку…
Пауза. Тишина. Потрескивание линии.
И — её голос:
— Алло?
— Ага! Это я. Со стационарного. Прямо из берлоги. Ты меня слышишь, Инна?..
— Слышу. Чётко! У тебя что — телефон теперь?!
— Именно! Только что Абрам Давидович лично установил. Говорит — «если ты мне не понравишься, я этот провод сам назад съем». Но подключил.
Инна засмеялась. Тихо, с хрипотцой от усталости:
— Поздравляю, и как ощущения?
— Как будто я себе на стену окно во Вселенную повесил. И теперь могу сказать тебе «доброй вечер» не через шаги, а через провод.
— Гм… поэтично.
— Слушай, а тебе домой разве не нужен телефон? Чтобы и ты могла сказать: «Привет, Константин, ты мне снился».
— Ох, милый… Мама стоит на льготной очереди уже третий год. Как инвалид первой группы.
— И?..
— И… ничего. Говорят — нет технической возможности. Район большой, свободной емкости нет.
— А ты пробовала?..
— Пробовала. Даже дедушкину медаль за труд приносила показывать. Улыбнулись. Сказали: «Надо подождать, девушка».
— Слушай, а давай сходим вместе на АТС и я услышу это лично?
Пауза. Потом голос — мягкий:
— Можно. Только ты там не ругайся. Там тоже люди.
— Я не буду ругаться. Я буду… для начала слушать, и если надо убеждать.
— Тогда надевай свою улыбку и костюм человека, которого нельзя не подключить.
Я рассмеялся.
— Всё, Mon general. Ты геройствуешь на смене, я пойду воевать с проводами. Завтра, после обеда — выезд на объект.