Подняла спинку. Смотрела на улицу. Долго.

И сказала, уже не нам, а в пространство:

— Никогда не думала, что у меня снова появится своя скорость.

Я закрыл шторы, оставив только тонкий свет от тюля. В комнате было тихо. Только еле слышно щёлкал клапан термоса и дышал только что подвешенный вместо люстры ионизатор.

Раиса лежала в новой кровати, почти не шевелясь. Лицо расслабленное, но взгляд — внимательный.

— А теперь, Раиса Аркадьевна… мы немного поколдуем.

— Опять?

— Последний раз сегодня. Потом — только чай и любимая радиопередача.

Она усмехнулась, но спорить не стала.

Я включил аудиогармонизатор на низких частотах. «Муха» активировала режим инфразвукового покоя. «Друг» контролировал параметры: частота дыхания, пульс, уровень кислорода.

— Готов к началу. Пациент в стабильной дремоте.

— Протокол «Нейро-лимфатическая коррекция. Фаза первая.»

Я аккуратно приложил микроаппликаторы к шейно-грудной зоне. Ей сейчас тепло, и ощущение лёгкого покалывания.

Запустил внешнюю стимуляцию нейромодулятора, для локальной разблокировки синаптической связи в пояснично-крестцовой зоне. Затем — глубокий лимфодренажный импульс на уровень ниже диафрагмы. Раиса не просыпалась. Лицо — спокойное.

— Регенеративный протокол: активен.

— Местное воспаление: стабилизировано.

— Миелиновая передача: улучшена на 17,4%.

Я не улыбался. Но внутри, все светилось. Работать руками и видеть результат — всё равно, что играть симфонию. Только вместо звука — здоровье.

Через полтора часа я закончил. Протёр зоны контакта. Поднял Раисе Аркадьевне спинку. Аккуратно подложил валик и накрыл верблюжьим мягким пледом.

— Процедура завершена. Следующая — через 72 часа (вторник в это же время). Ожидаемый эффект: устойчивое улучшение координации, снижение болевого фона, снижение усталости на 48%.

Я выдохнул. Выключил инфразвук. Проверил дыхание — ровное. Ее рука — чуть потянулась во сне к груди. Спокойно. Это было движение человека, которому больше не больно постоянно.

В этот момент в замке повернулся ключ. Я быстро убрал инструменты, задёрнул штору, успел протереть увлажняющей салфеткой руки.

Инна вошла, сняла пальто, повесила его на вешалку и заглянула в комнату:

— Мама спит?

— Как младенец.

— Как ты это сделал?

— Секрет фирмы.

Она посмотрела на меня. Долго.

— Костя…

— Не сейчас. Давай просто… посидим рядом, пока мама спит.

Свет пробирался сквозь тюль, разливаясь по стенам мягким золотом. В квартире — тишина. Чайник уже давно вскипел, и на столе ждали два стакана с чаем. Один — с сахаром. Второй — без. Как всегда.

Раиса Аркадьевна пошевелилась. Не резко. Не от боли. Просто… проснулась. Она открыла глаза, посмотрела на потолок. Потом — на окно. Прислушалась к себе. И впервые за многие годы — счастливо улыбнулась.

Медленно согнула пальцы. Потом — кисть. Плечо. Подтянула колено. Не полностью, но уверенно.

— Я… снова… в теле, — выдохнула она. Не в голос, а как удивленное признание себе.

Инна вошла в комнату, не торопясь. На ней был её домашний халат, волосы собраны в пучок, глаза — чуть прищурены, но светлые.

Она замерла в дверях, как только увидела: Мама уже сидит. Сама. Руки на коленях. Ее губы тронула удивлённая улыбка.

— Мам?..

Раиса Аркадьевна повернула голову, медленно, впервые не через усилие, а по желанию:

— Помоги мне, доча… до кухни доехать.

— Конечно!

— … а потом не мешай. Я хочу сама себе чай налить.

На кухне я стоял у окна, пил чай и смотрел, как солнце касается краёв подоконника. Услышал звук — гладкий, почти бесшумный ход кровати-коляски. Развернулся. Раиса Аркадьевна въехала на кухню, как настоящий профи. Сделала аккуратный манёвр, нажала на кнопку, чуть приподняв спинку. Протянула руку, достала ложку, достала сахарницу, подняла крышку чайника. Инна стояла сбоку, как заворожённая.

Раиса глянула на неё, и с привычной сухой интонацией сказала:

— Чего застыла? Я делаю себе просто чай.

Инна усмехнулась. Смахнула уголком ладони под глазом.

Я поставил свой стакан и тихо сказал:

— С добрым утром.

Раиса Аркадьевна подняла взгляд.

— Спасибо. Но оно не просто доброе. Это моё первое настоящее утро за много лет. Спасибо тебе, Костя.

Я только кивнул. Потому что иногда слова — лишние.

И только «Друг» прозвучал в моей голове: