Поздний вечер опустился над Минском, как плотное одеяло — с тяжестью в воздухе, с тишиной в многоэтажках, с редким лай собак на задворках. В квартире Инны царила уютная полутьма. В углу кухни медленно остывал чайник, на подоконнике догорала свеча, оставшаяся с обеда.

Гудка в голове не было — «Муха» передала сообщение бесшумно. В интерфейс лёг файл, помеченный как «высший приоритет». Распаковка заняла пару секунд, и перед глазами проступили чёткие строки:

**Стенограмма. Особый отдел. Совещание 17:45 — 18:22. Уровень допуска: Альфа-Восемь.**

Голоса. Сухие, безэмоциональные. Генерал Измайлов, Иванихин, ещё двое не опознанных. Тема — итог поездки лейтенанта в Минск.

«Кандидат один. Поведение логично. Паники — нет. Отказался от ложных выводов, сохранил контроль».

«Наблюдение за объектом продолжается. Слишком стабилен. Или умён. Или не человек».

«На текущий момент — угрозы не представляет. Контакт пока исключить».

«Рекомендация: наблюдение в пассивном режиме. До следующего аномального инцидента».

Сообщение закрылось само. Интерфейс погас. На душе — ни облегчения, ни тревоги. Скорее — принятие. Фора пока сохранялась. А это значило — был шанс спокойно двигаться дальше.

Тишина в комнате была звенящей. Инна лежала рядом, спиной, её дыхание ровное, волосы рассыпаны по подушке. Запах — её шампуня и чего-то, что можно было назвать только одним словом: дом.

Касание к плечу. Она повернулась — без слов. В глазах — не вопрос. В губах — не ожидание. Просто тепло и молчаливое согласие.

Поцелуй не был страстным. Скорее — признательным. Медленным. Глубоким. Шёпот губы об губы:

— Осторожно. Мама ещё не спит.

Рука скользнула по её талии. Она прижалась ближе — доверчиво, мягко, без лишних слов. Простыня сдвинулась, дыхание участилось. Всё было — как первый раз. Без спешки, с тихим трепетом, как будто этот вечер — последнее, что останется в нашей памяти.

Снаружи проехала машина. Где-то этажом выше хлопнула дверь. Всё это — вне. А внутри были только мы двое. Всё остальное не имело значения.

После — тишина. Её пальцы лежали на груди, чуть дрожащие. Улыбка — сквозь сон. Дыхание — ровное.

Свет был выключен. А «Муха» сейчас сидела в канале вентиляции главного здания КГБ СССР на площади Дзержинского в Москве, ее дежурство продолжалось. На орбиту ушел заказ на срочное производство ее собратьев, которые скоро возьмут под плотный контроль всех сотрудников отдела генерала Измайлова.

Утро выдалось пасмурным, но не противным. В автобусе, пахнущем мазутом и мокрой тряпкой, пассажиры молчали: каждый держался за поручень и свои мысли. Колеса гудели на поворотах, стекла запотевали от дыхания людей.

Устроившись с Инной у окна, среди серых пальто и клетчатых сумок, в голове, как бы сам собой, собирался план.

Нужны свои колеса. Желательно «Нива». В свободной продаже ее нет. Но есть выход на Гринштейн — она же как-то себе сделала машину, значит знает ходы-выходы. Финансовый ресурс — имеется. Пять пачек по сто. Документы — не вопрос, дед не откажет оформить на себя и мне выдать доверенность. Местные всё оформят за малую долю.

Голос «Друга» в интерфейсе прозвучал глухо, как из-за стекла:

— Решение разумное. Статистически: в критической ситуации наличие альтернативного транспортного средства увеличивает шанс выживания на 42,6%.

Мужчина в пыльной телогрейке рядом кашлянул, запах табака и квашеной капусты ударил в нос. Женщина с авоськой протиснулась к выходу.

Рядом девчонка в школьной форме листала тетрадь, на полях которой были нарисованы лошади.

На ближайшей остановке автобус затормозил резко, и кто-то сзади тихо выругался. Мимо проплывали вывески: «Промтовары», «Ателье», «Обувь». Город жил своей жизнью, а в этой жизни начинался новый виток.

Автобус остановился у сквера, за которым располагался госпиталь. Решение принято. Оставалось только реализовать его без шума. Шаг за шагом. Как всегда.

За пару часов до окончания рабочего дня, решив не откладывать намеченный мной разговор, было принято решение — идти. Воздух внутри одного из зданий госпиталя пропитался запахом формалина, пыли и старого линолеума.

Перед тем как уйти, ноги, как бы сами повернули к начальству. В кабинете моего непосредственного начальника — главного инженера госпиталя, пахло крепким чаем и табаком из «Беломора». Майор Печерский, крепкий, но уже седой мужчина с густыми бровями и характером черноморского портового грузчика, отложил в сторону папку с отчетами и смерил меня взглядом.