Мексиканский картель был самым опасным картелем в мире. Жестоким и беспощадным. Я вырос в нём; меня учили жить и умирать по его заповедям.

Никаких чужаков. Никакого милосердия. Никаких недопониманий.

У меня никогда не было проблем с соблюдением этих правил. По крайней мере, до её появления.

Я провел больше двух лет, думая о том конкретном моменте, когда найду ее, но, когда это произошло на самом деле, я не знал, что, черт возьми, делать.

Но оказалось, что это не имело значения, потому что она просто вернулась к друзьям и продолжила веселиться до конца вечера. Она ни разу не попыталась убежать и даже не намекнула, что знает, кто я.

Она отмахнулась от меня, словно я был дешевле пыли под ее туфлями, хотя на самом деле я стоил больше денег, чем можно было отразить в цифрах.

Меня захлестнула новая, более яркая волна гнева; такого я ещё никогда не испытывал. Она скорее расстроила меня, чем разозлила, и наполнила меня недоумением, которого я никогда не испытывал. Я всегда верил, что, когда наши взгляды снова встретятся, мы сразу же начнём стрелять.

Если бы ее глаза не преследовали меня последние два года, я бы подумал, что сошел с ума и ищу ее среди случайных людей.

Глаза такого изумрудно-зеленого цвета; они пронзали мою душу насквозь и застревали так глубоко в моей груди, что я все еще видел их каждый раз, когда закрывал глаза.

Эти проклятые глаза.

Первое, о чём я подумал, проснувшись. Последнее, что я увидел перед тем, как уснуть. И единственное, что время от времени приходило мне в голову в каждой ситуации между ними.

Она меня не помнит. Ага, конечно.

Я бы посмеялся, если бы по какой-то неизвестной причине меня это не взбесило.

Я наблюдал за ней всю ночь... танцующей, потягивающей свой напиток, смеющейся с моими друзьями... Я скрыл свой гнев, когда спросил Тревора, как ее зовут.

Мария.

Если это вообще ее настоящее имя.

Он ответил рассеянно, словно она была кем-то другим. Мне не терпелось узнать больше, но я подавил это желание, зная, что Тревор понятия не имеет, кто она на самом деле.

Я знал, что пойду за Марией, когда она ушла. Что я буду делать, когда она меня поймает? Понятия не имею.

Поэтому, когда Франческа попросила меня оказать ответную услугу и убедиться, что ее маленькая подруга благополучно вернется домой, как я мог отказать?

Я усмехнулся этой иронии.

Безопасно.

Она была воплощением опасности, заключенной в объективно красивой женщине. Но я был слишком захвачен её глазами и шрамом, пересекавшим ее бровь до самой щеки, чтобы обращать на это внимание. Её красота была лишь частью её обманчивого спектакля.

Я оказался прав, когда, последовав за ней на улицу, она чуть не убила какого-то случайного парня. Он спорил с девушкой в конце переулка клуба, и когда он впал в ярость, мне ничего не оставалось, как вмешаться. Я едва успел оттолкнуть парня от девушки, как Мария набросилась на него, впечатав его в холодный бетон и показав своё истинное лицо.

Меня охватило облегчение, когда я увидел, как мои воспоминания возвращаются к жизни.

По крайней мере, я не сошёл с ума – пока. Если эта игра в кошки-мышки не собиралась свести меня с ума, то она точно сведёт.

Казалось, никто не имел ни малейшего представления, кем она была на самом деле, и я не мог не задаться вопросом, кто же ее нынешняя цель.

Может, это я. Тогда понятно, что она здесь делала. Может, это была просто долгая игра, чтобы наконец-то меня поймать: подружиться с моим близким окружением, сделать вид, что не помнит меня, а потом – бац! Я мёртв.

Когда она наконец отказалась от этого жалкого подобия мужчины, она выпрямилась и повернулась ко мне, не замечая брызг крови на своем лице.

Я двинулся к ней, но остановился.

Её глаза снова околдовали меня. Казалось, я никогда не смогу взглянуть этой женщине в лицо, не впадая в чёртов транс. Зелёный цвет пронзал мне грудь, а золотые искорки вокруг ее зрачков затмевали всё остальное вокруг.

Я понятия не имел, что происходит с моим мозгом. Я знал лишь, что мы больше не в переулке. Не было ни ночи, ни дня; просто было. И мы были одни. Ни сирен, ни машин, ни шума шин. Никого больше. Только мы.

Моё тело двигалось само собой, и прежде чем я успел опомниться, мы уже стояли в нескольких дюймах друг от друга. Настолько близко, что могли коснуться друг друга. Настолько близко, что она могла вонзить мне нож в ребра.